А шо я продолжаю писать... О.о

[verloreneskind]

Название: Кэрроллу и не снилось
Автор:  Йопти
Направленность: преслэш
Фэндом: Sherlock BBC
Жанр: чуваки, это fluff! Fluff с Мориарти!!!
Рейтинг: G
Персонажи: Моран, Мориарти
Размер: мини
Статус: закончен

Рискнуть

- Сееебааа, - позвал его с кухни Джим, и Себастьян позволил себе поморщиться, вставая с дивана. Кто бы мог подумать, что из его имени можно сделать такой кошмар. Эта сокращённая форма слегка раздражала его, напоминая глупую рекламу о кошачьем корме по телевизору. “Sheba – так кошки понимают нежность. Теперь со вкусом креветок”. Если Джим так понимал нежность, то у них с Мораном явно были разные представления о ней. Что, естественно, не мешало тому продолжать в том же духе.
В целом, Себастьяна не особо заботила вся эта суета с именами. Следовало заметить, что поначалу Джима вообще не существовало. Был только мистер М., а сам он именовался не иначе как “полковник”, и это звание мистер М., общаясь с ним, мурлыкал в трубку так, словно ему доставляло особое удовольствие само звучание этого слова. Морана совершенно не интересовало, как его будут величать, он не привередлив. Пусть зовёт хоть Элвисом Пресли, главное – чтобы платил деньги и не истерил. Потому что уж что-что, а истерить мистер М. умел так, как даже кулинары, известные по всему миру, не умели готовить. И страдал от этого в первую очередь именно “Себа”, который, правда, в такие моменты становился “тупым идиотом Мораном”. И неважно, в сущности, что Моран был не виноват. Моран вообще никогда и ни в чём не был виноват. Свою работу он выполнял прекрасно, его дело заключалось в том, чтобы выстрелить в нужный момент, а если какая-то деталь плана не сошлась со всеми остальными, не совпала по времени - это проблема мистера М., потому что стратегом в их “очаровательном” дуэте являлся именно он. Именно мистер М. напоминал одновременно и Безумного Шляпника, и Чеширского Кота, словно человеческая смесь этих двух сошедших со страниц детской книжки героев. Именно мистер М. приплясывал и хлопал в ладоши, когда всё удавалось, и выходил из себя, топая ногами, когда, спасая их обоих от пуль, Себастьян резко притягивал его к себе, тащил за собой, а тот умудрялся зацепиться невероятно дорогим вествудским пиджаком за какой-нибудь торчащий из стены дома гвоздь и рвал его. Крайним в таких случаях всегда выбирали Себастьяна. Видимо, за неимением других лиц в пределах досягаемости.
Представление о том, что умеют делать вернувшиеся с войны снайперы, у мистера М. было довольно специфичным и мало походило на ту реальность, которая предстала пред ним в виде Морана. Например, он считал, что отставные полковники умеют готовить. В итоге, тем же вечером, когда вполне себе недурное, особенно для первого раза, бланманже капало на нос и стекало по волосам спокойного как удав Себастьяна за шиворот дорогой рубашки, купленной мистером М. в качестве подарка за хорошую работу, а сам мистер М. тыкал ему в лоб пистолетом, вопя, что Моран хочет его отравить, и обещая засунуть винтовку в рот, а вытащить из… другого места, всем пришлось согласиться, что если отставные полковники и умеют готовить, то точно не этот конкретный. Честно говоря, Себастьян пытался убедить мистера М. в этом ещё до непосредственно готовки и предлагал сделать простую яичницу, о чём и посмел напомнить, за что получил по лицу. А потом получил ещё раз, потому что, когда голова мотнулась от первого удара, с неё съехала державшаяся на бланманже-соплях тарелка. И разбилась. А мистер М., как выяснилось, очень любил этот набор тарелок. О потере он скорбел целых десять минут, пока Себастьян убирал осколки с пола и отмывал свою голову от остатков неудавшегося десерта.
- Хреново ты готовишь, Моран, - заметил этот человек, глядя на его волосы.
- Я к вам не домработницей нанимался, мистер М., - пожал плечами Себастьян.
- Джим.
- Что?
- Меня зовут Джим.
С этим человеком так всегда: Себастьян понятия не имел, то ли это было сказано просто для сведения, то ли являлось довольно толстым намёком на то, что обращение “мистер М.” из уст полковника теперь раздражало его, и это некий переход на новую ступень отношений, насколько это слово вообще применимо к их дуэту. В голосе не улавливалось ни недовольства, ни радости. Нетипичное для консультирующего преступника поведение.
Моран кивнул и ничего говорить не стал. Он вообще никогда много не говорил, с этой задачей прекрасно справлялся за них двоих Джим. Джим рассказывал о своих расчудесных планах, Джим тыкал по кнопкам мобильника и говорил о Шерлоке, Джим крутился на компьютерном стуле в офисе убитого чиновника и мурлыкал себе под нос современные, иногда попсовые песни, опровергая общеизвестный стереотип о том, что злобные гении любят классическую музыку, и иногда срываясь на истерический смех.
Себастьян никогда бы не подумал, что в его жизни ещё будет место удивлению и внезапности. И это после войны, где внезапность – такое же обыденное явление, как пробки на Тафтон-стрит по средам. Однако хаотичность и непредсказуемость Джима били все рекорды, выходили за все границы, а уж это о многом говорило, учитывая нестандартное и довольно широкое мировосприятие Морана. Тем не менее, как-то внезапно для самого себя он выяснил, что выполняет не только функцию киллера на побегушках, пусть и очень дорогих побегушках. Он стал доверенным лицом Джима, проводил с ним вечера, питаясь его стряпнёй, а иногда и дни, в магазинах, ожидая, когда тот выберет себе очередной шикарный костюм.
Джим был немного странным парнем, слегка манерным, который то ли строил из себя гея, то ли являлся им на самом деле, но то, что он следил за своим внешним видом, оспаривать не имело смысла. И брови выдёргивал, и кремами пользовался, и маникюром с педикюром не пренебрегал. Не то чтобы Моран следил за ним, чтобы в этом убедиться. Просто в какой-то момент, так же внезапно, как и со всем прочим в своей жизни с того дня, как в ней появился Джим, он обнаружил себя в его квартире, в своей новой личной комнате, где ему позволили делать всё, что вздумается, только попросили не палить по стенам. Он, честно говоря, и не собирался.
Джим, как и все порядочные злобные гении, был очень разносторонней личностью. Помимо консультирования людей по вопросам наибыстрейшего исчезновения из страны и наилучшего в плане скрытности убийства изменявшей невесты, он также занимался игрой на музыкальном инструменте, коим считал человеческие нервы, кулинарией (Моран с того случая чудесно готовил бланманже, а вот Джим – профитроли и почему-то спагетти) и стрижкой (особенно он любил стричь телефонные провода соседей, когда те хотели пожаловаться на громкую Dancing Queen незабвенной ABBA).
А ещё Джим был очень противоречивым человеком. Это метание из крайности в крайность бросалось в глаза и сжирало их вместе с мозгом. В одну секунду Джим мог напевать что-то радостно, крутиться перед зеркалом и, пафосным жестом фокусника отодвигая в сторону ширму, интересоваться у полковника, как ему новый костюм от Armani, а в следующую вопить, чтобы девушка, которая до этого поправляла ему воротничок пиджака, не смела больше никогда к нему прикасаться. Он мог улыбаться, предлагая Морану отправиться в ресторан за углом на ужин, потому что, блядь, Себа, ты прекрасен, но готовишь ты всё ещё паршиво, а в следующее мгновение, если Моран отказывался, хмуриться, кричать и угрожать, что он его пристрелит. Чтобы затем начать заламывать руки и ходить по просторной комнате, рассуждая, что тогда будет весьма утомительно искать себе нового толкового снайпера. Потом он внезапно оказывался очень близко, гладил по щеке, спрашивал: “Видишь, как я тебя ценю?” – и в чёрных глазах его переливалось через край радужки, выходило за край берегов, подобно спятившей Темзе, безумие, которое всегда так завораживало Себастьяна. Эти всплески его вовсе не пугали, наоборот, они манили, затягивали, приковывали к себе внимание. Он всегда старался отследить этот переход от спокойствия, совершенно искреннего, до такого же совершенно искреннего гнева. И не мог. Не получалось. Слишком быстро.
Джим был человеком-фейерверком: выстреливал и взрывался миллионом красок, тысячей оттенков сразу, и все яркие, ядовитые, заметные, отпечатывающиеся на сетчатке, остающиеся вспышкой на обратной стороне век, даже если закрыть глаза.
Или человеком-оркестром: снизойдя до шёпота, он мог тут же сорваться на крик, на визг, вопль, тем самым отработав партию и за альтов, и за сопрано.
Сегодня Джим явно пребывал в хорошем настроении, поэтому вместо того, чтобы идти в ресторан на ужин, он решил научить Себастьяна готовить. Та ещё пытка, но мама всегда говорила, что доподлинно неизвестно, какие знания могут пригодиться тебе в жизни, а потому не стоит упускать шанс. Не то чтобы это мешало ему прогуливать химию в старших классах. А с кухни пахло мясом, так что это должно было быть что-то вкусное.
Джим в фартуке полковника ни капли не удивил. Казалось, с появлением в его жизни Джима Себастьян уже ничему не мог удивиться. Он уже видел Джима в Armani, в чёрном домашнем халате с черепами, в Westwood, в галстуке от Moschino, заляпанном кровью одного из наркодилеров, который не захотел принимать условия игры. У Джима сама жизнь, казалось, носила статус игры. И, судя по всему, он довольно хорошо в неё играл.
- Бери тот, что со слониками, - подсказал Джим, и Себастьян послушно кивнул, повязывая на себя этот кошмар домашней моды. Наверное, со стороны они смотрелись довольно комично. Моран вспомнил, как с подозрением осматривал окна в этом месте. Окна всегда нервировали его открытостью, возможностью подставиться под чью-нибудь пулю. Ведь он действовал точно так же. Через окна снимал тех, на кого Джим указывал тонким пальцем с идеально обработанным ногтем. Между тем, сам Джим был довольно беспечен на этот счёт. Хотя, возможно, это всего лишь ещё одна его маска.
Джим был ниже его на полторы головы, но это ничуть не мешало ему командовать и, даже будучи таким по-домашнему спокойным, резко взмахивать рукой, в которой он держал нож. Ножом он, делая паузы в инструкциях, резал помидоры.
Запомнив план своих действий на ближайшие несколько минут, Себастьян снова кивнул и подумал, что это прекрасная замена безумному чаепитию. Оставалось только определиться со своей ролью в этой постановке. Рядом с ним, по обыкновению мурлыкая что-то себе под нос, готовил Безумный Шляпник, ну а он… разве похож он на Алису, невозмутимый убийца, привязавшийся к личному психу? Злобному гению, который, чуть склонив голову набок, смотрел на него внимательно и тянул своё неповторимое “Сееебааа, о чём ты снова задумался?” Моран неопределённо пожал плечами и хлопнул рукой по кнопке чайника: первый пункт – вскипятить воду.

Название: Are you afraid of...
Автор:  Йопти
Направленность: преслэш
Фэндом: Sherlock BBC
Жанр: fluff
Рейтинг: G
Персонажи: Моран, Мориарти
Размер: мини
Статус: закончен
Предупреждения: флирт в стиле Мориарти (с)

Вы точно знаете, что делаете?

- Ты боишься боли?
Ствол пистолета “Browning Hi-Power” непринуждённо и почти лениво, повинуясь движениям холёной расслабленной руки Джима, скользит по виску Себастьяна и касается щеки, на мгновение упирается в неё, надавливает, пуская сеть морщинок по коже. Он ужасно холодный, и полковник невольно сосредотачивается на этом ощущении, хотя логичнее было бы подумать о том, что в любую минуту он может лишиться жизни.
- Нет.
Если дело касается Джима, никогда нельзя сказать, происходит это всерьёз или в шутку. Джим может спросить что-то чисто гипотетически, просто стукнуло в голову, а может – ради того, чтобы тут же воплотить это в жизнь, применить на практике. Если не дать ответа на вопрос, тоже неплохо, потому что Джим получит возможность провести эксперимент. Разумеется, никаких гарантий, что никто не пострадает, он не даёт.
В три часа пополудни они садятся за стол, чтобы перекусить и обговорить детали следующего задания. В три часа, одну минуту и тридцать четыре секунды пополудни Джим поднимается (звук, с которым резко отодвинутый стул проезжается по полу, заставляет Себастьяна нахмуриться), вытаскивает невесть откуда пистолет и целится прямо ему в лоб. Тот медленно кладёт вилку на тарелку и смотрит внимательно, словно спрашивая: что дальше? В не озвученном вопросе нет ни любопытства, ни страха, ни нервного ожидания, ни раздражения. Совершенно обычный, не окрашенный никакими эмоциональными оттенками вопрос, больше напоминающий констатацию факта.
- Ты боишься смерти?
Пуля тридцать восьмого калибра может разорвать Морану голову прямо сейчас. В этот самый момент. Мозги и кровь некрасиво заляпают стену и дверцу висячего шкафчика у окна, за которым доносятся привычные городские звуки: гудение автомобилей, работающий перфоратор (рядом строят какой-то новый торговый центр), редкий собачий лай - и с Джима станется ещё и пнуть бесполезный труп несколько раз в наказание за порчу идеального интерьера его кухни. И некому будет возразить, что, вообще-то, выстрелил именно он. О каких, право же, мелочах вы беспокоитесь, господа.
- Нет.
Себастьян может разобрать этот пистолет на части за четыре минуты и сорок семь секунд. Его личный рекорд. В армии учили.
- Примечательно то, - говорил генерал-майор, гуляя между рядами кроватей, заложив руки за спину, неспешно меряя казарму шагами, - что эту модель Браунинг лишь создал, а вот доработал и завершил её, после смерти изобретателя в тысяча девятьсот двадцать шестом году, Дьёдонне Сэв. Который также является создателем двух винтовок: самозарядной FN-49 и автоматической FN FAL…
Благодаря ему Моран довольно много знает об оружии. Весьма полезная информация.
Ствол пистолета прикасается к его губам, спускается по подбородку и шее к груди, замирает там, где предположительно находится сердце Себастьяна. Сейчас оно бьётся спокойно, словно это самая обыкновенная ситуация в его жизни. Наверное, он должен бояться. Наверное, его сердце должно заходиться в истерическом биении, повышая пульс, выдавая его с головой, заставляя паниковать. Но он не боится, и это кажется ему правильным настолько, насколько не бывает правильным один-единственный из целой связки ключ, идеально подходящий к замочной скважине, или… да какая, к чёрту, разница.
- Ты боишься меня?
В глазах Джима интерес, лёгкое любопытство, словно он нашёл странную игрушку и сейчас изучает, не до конца понимая принцип её работы.
- А разве ты и смерть – не одно лицо? – интересуется Моран, и Джим смеётся. Громко, искренне, запрокинув голову и отбросив прочь пистолет, словно ставший ненужным инструмент, словно использованную тряпку.
- Ты лучший, Себ, - говорит Джим, и полковник кивает: других людей около себя тот не держит.

Название: Нормальность и правильность
Автор:  Йопти
Направленность: слэш
Фэндом: Sherlock BBC
Жанр: fluff
Рейтинг: G
Персонажи: Моран, Мориарти
Размер: мини
Статус: закончен

Здесь не оч. адекватное, да

Удавническое спокойствие Морана можно объяснить только отсутствием слабостей. Себастьян вовсе не считает себя сверхчеловеком, способным на всё. Ему просто нечего терять. Семья не представляет для него большой ценности. Родители выполнили перед ним свой долг, поставили его на ноги. Теперь он иногда высылает им часть той кучи денег, что получает за хорошо выполненные задания от Джима, и успешно игнорирует мамины приглашения встретить праздники вместе. Братьев и сестёр, чтобы заботиться о них, чтобы выдать себя какой-то эмоциональной привязанностью, у него нет. А свою семью он никогда не стремился завести и, тем более, не планирует делать это в ближайшее время. Зачем? Он полностью доволен своей жизнью. Подружка или жена, дети – ещё одна вероятная слабость, рычаг давления. Неразумно давать потенциальным врагам возможности для манипулирования. Полковник Моран немногого просит от суки жизни. Есть всего одна вещь, которой он дорожит, и он не собирается выпускать эту вещь из рук ни при каких обстоятельствах. И эта вещь – свобода. Неважно, слова, действий, выбора или чего-то ещё. Ему важно знать, что он волен поступать так, как пожелает. Никто не смеет посягать на это его право. А всё остальное и все остальные могут идти к чёрту.
Себастьяна совершенно не заботит, что он ничего не оставит после себя. Кроме горы трупов, о которых пишут в газетах. Но ему и не нужны памятники, не нужна мировая известность. Возможно, ему совсем немного, буквально самую каплю, нужен Джим. Злобный гений, оставивший на его теле шрамы. Джим иногда бывает нормальным. И вот это по-настоящему страшно. Потому что безумцы и консультирующие преступники не должны быть нормальными. А полковники, убивающие людей, наверное, не должны улыбаться. Но Моран улыбается, а Джим иногда становится нормальным, и поэтому глупые игры будят паранойю, паранойя будит Морана, а Моран выворачивает Джиму руки или бьёт по лицу, за что потом расплачивается ранами, шрамами и синяками. И это тоже до одури нормально.
Иногда Джиму хочется коснуться его, пока он спит. Себастьян это не одобряет. Иногда Джиму хочется провести тест, насколько хорошая реакция у полковника, и он бросает в него ножи и другие острые предметы, подворачивающиеся в тот момент под руку. Если удаётся задеть, зрачки у него расширяются и своей чернотой заливают чуть ли не всё глазное яблоко. Он подходит к Морану и касается пальцами царапины, пачкает подушечки в крови, слизывает гибким языком, проводит им по губам, так похабно, неправильно. И Себастьян понимает, что неправильно на самом деле – когда ты позволяешь только что чуть не убившему тебя человеку прикасаться к тебе, не будучи уверенным, что он не свернёт тебе шею, за которую сейчас обнимает.
Моран, вообще-то, и сам ненормальный. Иначе почему он здесь, в чужом доме? Почему позволяет заходить в свой? И кому! Маньяку, опутавшему своими сетями весь Лондон, швыряющемуся в своих подчинённых острыми предметами. Хотя не стоит отказываться от варианта, что так везёт только Себастьяну. Потому что Себастьян всегда должен быть рядом. Обычно для того, чтобы сказать “Да”: на “Нет” у Джима, по его собственным словам, аллергия, как правило, выражающаяся в желании убить. Поэтому Себастьян не говорит “Нет”. Он вообще почти не говорит, раз уж на то пошло, потому что часто вопросы Джима носят исключительно риторический характер.
Иногда острые предметы идут в ход в постели. И это, может быть, тоже не верх нормальности, потому что у Морана остаются на коже царапины, и они напоминают о себе саднящей болью при движениях и при соприкосновении с горячими струями воды. И потому что такая близость происходит как раз после всплесков, глупых игр с неизвестным им обоим концом. Но это – единственно правильно для их отношений. Таких странных, неопределённых, неоговоренных. Отношений, которые сводят с ума привыкшего к чёткости и понятности Морана. Но Джим меняет его, каждым своим жестом, каждым словом, толкает за какие-то неведомые грани, и Себастьян принимает это, покорно, молчаливо, в такие моменты словно забывая о своём болезненном стремлении к свободе. Потому что его свобода, его безумие, его ограничения и всё прочее его – это Джим.

Название: Бум, бах и прочие прелести
Автор:  Йопти
Направленность: слэш
Фэндом: Sherlock BBC
Жанр: fluff
Рейтинг: G
Персонажи: Моран, Мориарти
Размер: мини
Статус: закончен

Коты, всадники Апокалипсиса, бомбы - и всё это в одном человеке

У Джима постоянно что-то взрывается. В голове, в глазах, за окном, иногда даже в квартире. Неистовые фейерверки каждую секунду, мини-петарды в каждом жесте. И он невероятно любит все эти словечки, которые должны обозначать взрыв. Вместо “бу” он с сумасшедшей улыбкой говорит: “БУМ!” – и любой другой неподготовленный человек подскочил бы от испуга, от такого сочетания. Безумные чёрные глаза Джима и его жуткая широкая улыбка и правда могут присниться в парочке кошмаров некоторым нервным особям. Например, тому поставщику оружия, с которым они встречались на прошлой неделе. Моран не получил вовремя свою новую винтовку, и это вывело Джима из себя. Страйбергсу, очевидно, ещё долго будет являться в кошмарах Джим, с каждым шагом подходящий всё ближе, с каждым шагом улыбающийся всё шире, настолько, что даже начинает казаться, будто концы улыбки сойдутся на затылке, и часть головы отвалится, с неприятным звуком рухнет на пол ровным полукругом. Джим, который неестественно спокойным голосом говорит: “Ещё одна осечка, Страйбергс, и однажды утром ты не проснёшься. БУМ, и всё”.
Ещё Джим очень любит хлопать в ладоши, когда говорит “БАХ”.
- БАХ, понимаешь?! – и хлопает громко, словно хочет вывести из транса. А глаза горят, язык скользит по тонким губам. И Себастьян действительно вздрагивает. Транс. Засмотрелся. Залюбовался. “Я - старый солдат и не знаю слов любви”. Ну-ну, Себа, ври себе больше, вдруг на самом деле получится? Приятно, что не надо скрывать от самого Джима, потому что к чему скрывать что-то от человека, которому это неважно?
Джим похож на кота, но от этого совершенно не кажется уютным и домашним, потому что он всё-таки с примесью змеи. Шипит на “огорчивших” его людей он точно как змея, и кажется, словно вот-вот начнёт капать яд с клыков, подобно серной кислоте разъедая несчастную телефонную трубку. Когда он доволен, то, разговаривая, буквально мурлычет, растягивает гласные, становится игрив и пританцовывает, расхаживая по квартире. А если устраивает себе выходной, то, проснувшись, так лениво и грациозно потягивается, жмурится, зевает, немного взъерошенный, расслабленный и такой неправдоподобно, нереально, несуществующе-забавный в мешковатых штанах и растянутой футболке.
Жизнь рядом с Джимом подобна сидению на пороховой бочке. Даже, пожалуй, на динамите многоразового использования со сбившимся таймером. Да и сам Джим слегка смахивает на этот чёртов динамит. Может рвануть “вотпрямщас”, а может – ближе к вечеру, когда “послушное солнце ложится в объятья неба”. А может, что самое интересное, и “вотпрямщас”, и вечером. И ещё во время где-то между ланчем и ужином для завершения картины. И при этом “всегда есть повреждения побочного характера” вроде раны на руке Морана, которую потом придётся зашивать, а пока можно только обработать и обмотать бинтом, или синяка под глазом, или стула, расхреначенного к чёртовой матери о стену. Моран только морщится и думает, где же он слышал эту фразу.
У Джима постоянно что-то взрывается. В голове, в глазах, за окном, иногда даже в квартире. Но это ничего, потому что Себастьян был создан для войны, а на войне довольно часто раздавались взрывы. Этот звук ласкает слух и напоминает о тех временах, когда адреналин жидким огнём бежал по венам, и не было ничего важнее убийства. Почему-то убийства по приказу одобряются больше, чем убийства без оного. И, нет, господа, это, разумеется, не намёк, почему полковник теперь в отставке.
Джим Мориарти – два всадника Апокалипсиса разом: Война и Смерть. И Морану в равной степени нравится и то, и другое. Как и сам Джим. Поэтому, когда тот тянет Себастьяна к себе за галстук (полковник ужасно не любит сей предмет гардероба, но Джим повёл его в ресторан и предварительно сам выбрал ему одежду, подходящую случаю) и прикасается к его губам своими, Себастьян отвечает на поцелуй без раздумий, обнимая его, прижимая к себе, внутренне готовясь к тому, что его сейчас оттолкнут и велят не прикасаться без разрешения. Потому что Джим – его личная бомба антизамедленного действия, его собственный человек-ребус, который никогда не разгадать. Да и зачем бы ему понадобился ответ?