I've given up

[verloreneskind]

Название: Можно мне другой профиль?..
Автор:  Йопти
Направленность: слэш
Фандом: Профиль убийцы
Жанр: angst
Рейтинг: PG-15
Персонажи: Круглов\Удальцов
Размер: ~ 1 660 слов
Предупреждение: лютый OOC.

- Да вы, Николай Николаич, великий человек, - присвистнул Профессор, у которого от удивления очки аж съехали. Почти к самому носу.
- Почему это? – спросил Удальцов убитым голосом.
- Способны заставить человека пойти супротив собственного профиля.
Со стороны окна раздался горький смех. За счастливым Андреем, приобнимавшим Субботину (пока ещё Субботину) за талию, захлопнулась дверь.

Рискнуть

Викторыч, разумеется, имел в виду ориентацию Круглова. По профилю, при правильном воздействии, он мог бы принять свою гомосексуальность и спокойно жить дальше. В конце концов, что мешало ему так поступить? С женой в разводе, дочку всё равно не видел, да и необязательно говорить ей, что встречаешься с мужчиной.
- Не надо, Коля, - когда они только приехали в Москву по делу лесника, произнёс Профессор. Они сидели в коридоре УВД и ждали Круглова, которого должен был позвать тот опер, что покосился на них неприязненно, прежде чем кивнуть. Впрочем, на “чудиков” так косились почти все опера без исключения.
- Что не надо? – Удальцов закосил под дурачка и тут же увидел предсказуемую реакцию коллеги: поджатые в недовольстве губы и нахмуренные брови. – Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Ты работаешь в милиции. Для таких людей свойственно закрываться, не говорить о том, что для них важно. Ты-то его профиль прочитал, а вот он твой не будет.
- Откуда ты знаешь? – поинтересовался Николай. Не потому, что не знал, а потому, что хотел оттянуть ту часть разговора, в которой Профессор дойдёт до самого неприятного и болезненного с присущей ему прямотой, когда дело касалось действительно важных вещей.
- Оттуда же, откуда и ты, - отмахнулся коллега. – Я не к тому. Ты уверен, что сможешь открыться ему? Позволишь увидеть себя ранимым? Позволишь разделить боль, которую лелеешь вот уже пять лет?
Удальцов ждал этих вопросов, но на последнем из них всё равно вздрогнул и стиснул в пальцах так и не закуренную сигарету, отведя взгляд. Он не знал. Честное слово, не знал. Но, глядя на Андрея, хотел попробовать. Так хотел, что аж руки тряслись, в карманы полосатых брюк приходилось прятать.
- Я не хочу остановить тебя, - уже мягче добавил Викторыч. – Я не хочу тебя подтолкнуть. Я хочу, чтобы ты подумал. Попытался остановить это, если ещё не поздно. Забыть, затоптать, что угодно. Но только не делай себе ещё хуже. Пожалуйста.
Николай, честно говоря, не мог даже вспомнить за всё время работы с Профессором, чтобы он так открыто выразил беспокойство. Заботу. Чтобы так открыто вмешивался. Неужели по нему всё настолько хорошо видно? Неужели настолько плохо?
- Шеф сказал, где я? – нарушил повисшее молчание появившийся Андрей. Удальцов, всё-таки закуривший, выдохнул сигаретный дым и повернул голову. И привычно прикипел взглядом. А в голове ехидно прокомментировали: “Влип ты, Коленька. Влип”. Четыре буквы, крепко-накрепко отбившие у него желание сопротивляться зарождающимся чувствам.

Всё должно было пойти хорошо. Они оба были операми, оба курили. Оба знали, каково это – терять. Хотя, конечно, семья Круглова находилась в добром здравии, просто проживала в другом городе, в то время как оная Николая…
Они переспали. Почти сразу после того, как Андрей официально перевёлся в их отдел. Выпили дорогого виски у Удальцова дома и… Честно говоря, раньше ему казалось, что спонтанные вещи делают только герои романов. Книг. Всё не по-настоящему. Невзаправду. Однако он вдруг поднялся, не настолько пьяный, чтобы не контролировать собственные действия, подошёл к Андрею и поцеловал его. Самое удивительное случилось после: Андрей ответил. Не оттолкнул, не врезал, не попросил максимально нейтральным голосом перевод обратно, к нормальным людям. Просто ответил.
И как-то закрутилось, понеслось.
Николай был уверен, что поутру Андрей почувствует неловкость, неуверенность, но тот спокойно прошёл на кухню, сделал себе чай и поинтересовался, что будет Удальцов, который к тому моменту уже подготовил обстоятельную речь, просчитав всё возможные вопросы, которые захочет задать человек, переспавший с сослуживцем. И не просто сослуживцем, а мужчиной. Человек, у которого до этого прекрасно складывались отношения с женщинами. Настолько прекрасно, что даже родился ребёнок.
Тогда он подумал, что, может, оно и к лучшему.
Они не обсуждали произошедшее. Они вели себя как обычно. Просто иногда Николай заходил к Андрею, или Андрей заскакивал к Николаю, и совсем необязательно было напиваться, чтобы заняться сексом. Круглов, простой, как задачка для первого класса, и прямолинейный, как и предупреждал профиль, говорил: “Я хочу тебя” – видимо, чтобы ни у одного из присутствующих не возникло сомнений в том, что они собираются сделать – и они шли в спальню и хотели друг друга совместно и вполне удачно. Не возникало ссор на почве бытовых вопросов, не было проблем с ревностью. На работе они, как и водится, работали, а свободное время проводили разнообразно, в зависимости от предпочтений.

А потом появилась Субботина. И всё пошло наперекосяк. Метафорически махнув Удальцову ручкой, Андрей с головой окунулся в новые отношения, и Николай видел, что с каждым днём тот отдалялся от него всё больше. Профессор окрестил это бегством от реальности, что совершенно не вписывалось в профиль, и, поправив очки, уткнулся в разгадывание кроссворда, хотя невооружённым глазом было видно, что он немало удивлён подобным ходом Круглова.
Что же касалось Удальцова… Он был не из тех людей, кто мается неизвестностью, но подойти и спросить не получалось. Не удавалось себя заставить. В конце концов, разве, разговаривая с Субботиной по телефону прямо при нём, тот не выражал всё куда яснее без слов? Не показывал, что Николай остался за скобками, превратился во что-то ненужное? Чисто рабочие отношения. Он ведь ничего не обещал. Не клялся в вечной любви.
- Коля… - грустно позвал Профессор, не в силах смотреть на Удальцова, уже который день пустым взглядом пялившегося в окно.
- Не надо… - попросил Николай.
- Я и не собирался.
“Я тебе говорил” вместо него сказал ехидный голос в голове Удальцова. Теперь он мог издеваться над ним всласть.
Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба…

“До чего ты опустился, Коля. Собираешься шпионить за ним? Полюбуешься на свет в кухонном окошке? Символ семейного счастья. Тебе теперь нет места в его сердце”, - рассуждал почему-то голосом Викторыча внутренний ехидец Удальцова. Сам Удальцов был порядком пьян, поскольку сегодня было шесть лет с тех пор, как проклятый дождь забрал у него жену и сына, и сердце раздирало на клочья от боли, за это время притупившейся совсем немного, как-то незначительно. Ничего удивительного, что он пытался заглушить её алкоголем. Только вот теперь он имел полное право оплакивать не только это. Хотелось позвонить Профессору и тихо, горько спросить: “А в моём профиле было прописано, что я всё время буду терять?” А потом сорваться на крик: “БЫЛО?! Скажи мне, Профессор, было?!” И обречённо, устало: “А можно мне профиль поменять? Я хочу другой, счастливый”. Но он сдержался.
Удальцов героически преодолел лестницу, наплевав на лифт, и позвонил в квартиру. Андрей выскочил на удивление быстро, одну руку держа за спиной. Пистолет.
- Господи, Колян, ты чего пугаешь?
Николай стоял, стараясь не покачиваться, и смотрел. Смотрел. Смотрел. Взгляд не мог отвести. Поразительно быстро сфокусировавшийся.
- Ты… ты что, пьян? Что случилось?
А Удальцов стоял и смотрел. И слушал. Он не хотел делать больше ничего. Он не хотел вернуть прежние дни. Он не хотел снова почувствовать прикосновения этих широких тёплых ладоней на своей спине, на своей коже. Правда, не хотел. Теперь ему хватало просто стоять, смотреть и слушать.
- Подожди, я сейчас. Ирке записку напишу и отвезу тебя домой.
Кто сказал, что отпускает только тот, кто не любит? Николай любил. Любил сильно, половину из этого не показывая, сдерживая. По привычке, не со злости, не с недоверия. Хотя… Профессор предупреждал. Он так и не открылся до конца. Оставил за порогом некоторые проблемы. Не стал делиться. Не стал делить.
В такси Николай позволил себе привалиться к Андрею, положить голову ему на плечо и закрыть глаза. Господи, вот бы это такси никогда не приехало. В кармане брюк ещё лежало несколько купюр. Он готов был отдать их все, лишь бы они уехали на край света и больше никогда оттуда не вернулись. И неважно, насколько будет тяжело, плохо, сложно. Они справятся. Справились же они в тот раз.
- И с чего тебя только..? – шаря по карманам распахнутого пиджака Удальцова в поисках ключей от квартиры, удивлённо бормотал Круглов.
- Шесть лет сегодня, - невнятно отозвался Николай.
- Кому? – иногда Андрей проявлял просто чудеса несообразительности.
- Надгробию моих жены и сына.
- Что?..
- Был дождь. Я так устал. Не хотел везти Петьку на тренировку. Она сказала: “Дай ключи, я сама”. Лучше бы за рулём был я. Лучше бы я… - под конец короткой истории Удальцов скатился в шёпот, лихорадочный, сбивчивый, болезненный. Сгорбился и закрыл лицо руками, сдерживая порыв заплакать.
- Я и не думал даже... - голос Андрея звучал растерянно, словно его владелец не знал, куда себя деть, что сделать, как помочь. Никак. Никак…
- Я представлял, как мы будем спорить с ней, кем он станет, - Николай горько улыбнулся. – Я бы говорил, что милиционером, а она – спортсменом. А потом он бы прервал нас обоих и сказал, что пойдёт в музыканты. Или бухгалтеры. Мы засмеялись бы, обняли его и сказали, что он волен сам выбирать свой путь. А теперь…
Глаза его стали влажными, собственные пальцы расплывались, становились нечёткими.
- А теперь он уже никем не станет. Потому что я убил его. И её. Я позволил им ехать в дождь. Я дал ей ключи. Я позволил этому случиться…
- Коля… - всё так же растерянно выдохнул Андрей.
- Я потерял их. Я потерял их шесть лет назад, а там всё ещё болит, разрывает на части, понимаешь?! – Удальцов ударил себя рукой в грудь. – Я потерял их. А теперь и тебя…
Он вцепился пальцами в рубашку Круглова и заглянул ему в глаза. Тот рефлекторно вжался в спинку дивана, до которого они неизвестно когда успели добраться.
- Что я сделал не так? Почему я снова теряю? Не хочу больше… - с болью в голосе выдохнул Николай и отпустил Андрея. Ткнулся лбом ему в плечо, устало пробормотав: - Позвони Профессору, скажи, чтобы нашёл мне другой профиль…
И благополучно отключился, вымотанный переживаниями.

Круглов посмотрел на него, усталого, похудевшего, вынесшего столь многое. И стало так больно, что грудь сдавило. Стыдно за то, что сбежал от этого, убеждая себя, что нормальный, что всё как обычно. Что вот он, с женщиной. Что Николай не изменил его до неузнаваемости, не повлиял на него настолько. Он просто испугался изменений. Приятных до того, что разливалось тепло в аккурат в области сердца. Сбежал как последний трус.
- Прости…

Утром Удальцов проснулся в гордом одиночестве…