Название: Времена года
Автор: [J]Йопти[/J]
Направленность:
Фандом: Sherlock BBC
Жанр: angst, postReichenbach, deathfic (!)
Рейтинг: G
Персонажи: Себастьян Моран, Джим Мориарти.
Предупреждения: OOC, AU, brain damaged Jim.
"Winter"
552 слова- Зима – время чудес, - говорит Джим.
Себастьян стоит сзади, дышит ему в макушку, обхватывает рукой поперёк живота, не давая вывалиться из окна.
- Почему?
- Смотри туда, - Джим показывает на небо. – Чёрный снег.
На фоне мутно-белого неба падающие снежинки, и правда, кажутся чёрными точками.
- А теперь сюда, - он опускает руку вниз, привлекая внимание к асфальту. – Белый снег. Это волшебство.
Себастьян хмыкает.
- Ты такой вредный, Себби, - укоряет Джим, заслышав это. – Неужели ты не веришь?
- Если бы волшебство существовало на самом деле, моё желание осуществилось бы.
- А что ты хочешь? – с любопытством спрашивает тот.
- Это секрет, - Себастьян улыбается и подмигивает, скрывая горечь.
Он хочет Джима обратно.
- Нууу, так нечестно! – тот дуется и бьёт его кулаком в плечо.
Он такой уже где-то полгода. С тех пор, как восстановился после выстрела в голову.
Конечно, Себастьян должен был быть благодарен судьбе и счастлив до седьмых небес, что Джим вообще не сыграл в ящик, но мозг Джима оказался изрядно покалечен. До такой степени, что теперь тот впал в детство и считал себя пятилетним ребёнком. Интеллект соответствовал примерно тому же уровню.
Врачи не знали, возможно ли восстановление, но осторожно заметили, что лучше радоваться тому, что есть. Джим имел все шансы превратиться в овощ, свесив голову вбок и пуская слюни до конца дней своих на больничную пижаму.
Но Себастьяну этого было недостаточно. Он хотел назад своего Джима. Остроумного, временами ненормального, непредсказуемого, сексуального, в конце концов. Этот Джим, откликавшийся почему-то исключительно на “Джимми”, не мог дать ему ничего из вышеперечисленного. Особенно последнее. Себастьян даже боялся при нём лишнее грубое слово сказать, словно действительно мог повредить детскую психику.
Джим выбегает на улицу и ловит снежинки языком. Себастьян прячет руки в карманы, в воздух бессмысленно загадывая желание, чтобы всё стало как прежде. Он готов желать этого каждый день, в каждый чёртов праздник. В Новый Год, в Пасху, в Хэллоуин, в свой День Рожденья, в День Рожденья Джима, в день его едва не состоявшейся смерти. Лишь бы сбылось. Лишь бы сбылось…
Неисполнимое желание тает в воздухе вместе с выдохнутым облачком пара.
Джим бежит показать снежинку на перчатке, та путается в ворсинках, теряется, таять ей или нет.
- Смотри, какая красивая! Правда, что каждая из них уникальна? Ни у одной нет повторяющегося узора? Правда, Себби? Правда? – он скачет, повторяет слова, тараторит, всем своим видом выражает нетерпение и любопытство. Огромное количество энергии, энергии взрослого тела, омывающее мощным потоком, атакующее сознание пятилетнего мальчика Джимми.
- Правда, - улыбается Себастьян и чувствует себя кем угодно, кроме себя самого. Чувствует себя отцом, сиделкой, братом, другом. Но не снайпером, не любовником, не собственно Себастьяном.
Джим делает снеговика и играет в снежки. Трясёт деревья на заднем дворе дома, чтобы с тонких веток осыпался снег, падал ему на шапку и за шиворот, заставляя вздрогнуть.
- Я люблю зиму, - говорит Джим, переступая порог квартиры, и отключается. Просто внезапно, словно споткнувшись, падает вниз, Себастьян едва успевает подхватить. Так бывает. Это нормально. Когда Джим выплёскивает много энергии, не рассчитывая свои силы, организм решает восстановить их и даёт команду “Отбой”.
Себастьян бережно доносит его до комнаты, кладёт на кровати, раздевает осторожно, хотя знает, что не разбудит. Накрывает одеялом и бесшумно покидает спальню.
Джим любит зиму. А Себастьяну бы весну. И чтобы воздушный шарик. Купить, наполнить его всей болью и надеждой на выздоровление Джима и отпустить. Себя и шарик. В небо. Может, так будет лучше?..
"Spring"
571 словоА по весне они купили собаку. Себастьян, вообще-то, хотел кошку.
- Её хотя бы выгуливать не придётся, - пробормотал он в сторону, но Джим всё равно услышал и сказал, что как раз гулять с собакой он и намерен.
Себастьяну совершенно не нравилась эта затея, потому что его мог кто-то узнать, увидеть. И потом не избежать слежки, перестрелки, а то и джимова похищения, пока он отойдёт в магазин или на работу. Да, он всё ещё параноил и по-прежнему боялся этого. Особенно сейчас, когда Джим был беззащитен и вряд ли понял бы, за что его вообще решили пытать. А без этого не обойдётся, определённо. Огромным шоком для пятилетнего ребёнка будет подобное приключение. Так что лучше подобного не допускать. Впрочем, они жили в небольшом доме достаточно далеко от центра Лондона, чтобы беспокоиться о подобных вещах.
В ближайшем приюте Джим выбрал чудом оказавшегося там сибирского хаски и назвал его Коннором. Себастьян удержал при себе замечание: “Довольно странное имя для собаки”. Почему не Снежок? Очень даже по-детски и логично, учитывая, что тот был частично белый. Почему не золотой ретривер или померанский шпиц, спрашиваться было бесполезно: логика Джима оставалась вещью непостижимой как в тридцать пять, так и в пять.
Будучи хаски, Коннор быстро прижился в доме, испробовал когтями ковёр и испытал на прыгучесть все диваны и кровати.
- Смотри, какой активный! – смеялся Джим и трепал его по голове, чесал за ушами и довольно жмурился, когда Коннор вылизывал ему лицо, повалив на пол и от повышенной энергичности переминаясь с лапы на лапу.
Себастьян поймал себя на глупой ревности человека, от которого теперь не осталось почти ничего из того, что он любил, к собаке и тут же отбросил это чувство. Вот ещё чего не хватало: ревновать пятилетнего ребёнка к куску меха.
Однако с Коннором они всё равно не сдружились. Конечно, он ел корм из миски, если туда его высыпал Себастьян. Он позволял надевать на себя ошейник. Позволял прикасаться к себе, гладить, вычёсывать шерсть. Но какой-то особой связи между ними не было. Если, конечно, не считать за таковую странное напряжение. Коннор никогда не вылизывал ему лицо. Даже не тыкался носом в ладонь. Рядом с Себастьяном он не вилял активно хвостом.
Возможно, всё дело заключалось в том, что они были похожи. Оба любили Джима, по-своему это выражая. Оба были собаками, преданными, верными. Это его, Себастьяна, прежний Джим метафорически трепал по холке, хваля, когда он правильно выполнял задания. Как лучший. Как от него и ожидалось. Это Себастьян лизал ему лицо, опрокидывал и на пол, и на кровать, и на стол. И куда он только его не опрокидывал.
Только одна из собак теперь осталась без хозяина.
Джим играл с Коннором во фрисби, кидал палку, много бегал на заднем дворе и даже умудрялся заставить его прыгать на скамейку. Коннор воспринимал всё с таким энтузиазмом, что аж завидно становилось. Куда делась вся себастьянова энергия? Желание мчаться по первому зову? Всё кануло в Лету вместе с прежним Джимом, настоящим, единственно правильным для Себастьяна.
Он поджал губы, нахмурился, закрыл окно и приготовил новую рубашку для Джима. Играясь с Коннором, катаясь по траве, тот опять испачкал одежду. Надо постирать. Всё, что у Себастьяна теперь оставалось – забота. Забота о тени того, кого уже не вернуть. Или вернуть? Может, если позволить кому-то увидеть его, украсть его, то это всколыхнёт какие-то воспоминания, заставит прежнего Джима возродиться?..
Себастьян отбросил прочь эту мысль, всё ещё мечтая о воздушном шаре. Всё на свете истошно кричало ему: “Отпусти! Оставь!” – а он цеплялся за призраки надежды, не желая замечать очевидное. Разве прежний Джим захотел бы собаку?..
"Summer"
564 словСебастьян благодарил и корил, любил и ненавидел, мечтал пожать руку и разбить лицо тому злосчастному водителю.
По извращённой иронии Вселенной это случилось шестнадцатого июня.
Они планировали поход в магазин.
Покупки были одним из любимейших способов Джима проводить время. С детской непосредственностью он катался между стеллажей на тележке, надолго зависал в отделе с игрушками и книжками для детей, где каждая страница поражала красочностью изображения, и всякий раз норовил незаметно распихать среди нужных покупок сладости.
Ничто не предвещало беды. Помимо того факта, что Джим устроил истерику, обзывая совсем не детскими словами идиотов, которые придумали правило, гласящее, что с собакой ходить в магазин нельзя. Он очень хотел взять Коннора с собой. Он даже согласен был катать его в тележке: в конце концов, вместе – веселее. И ещё Джим дулся на Себастьяна, потому что именно он напомнил об этом правиле. Может, если бы не Себастьян, всё было бы хорошо, никто и не заметил бы даже. Однако злой, воистину подлый Себастьян был непреклонен и сказал, что Коннор должен остаться дома, глядишь, не умрёт со скуки.
Реанимировать хорошее расположение духа удалось предложением зайти потом в зоомагазин и поискать для пса игрушку. Глаза Джима загорелись, губы снова растянулись в счастливую улыбку. Вот и славно. Осталось только убедить поесть, причесаться и выбрать неброскую, удобную одежду.
Видеть Джима в шортах и сандалиях было, по меньшей мере, непривычно. До сих пор. Несмотря на то, что они сравнительно недавно выбирали эти вещи.
Джиму понравились сандалии. Ему нравилось, какой звук издавала липучка. Ему нравилось, как они скрипели. Ему нравилась мордочка медведя рядом с названием компании, производившей обувь. Словом, ему нравилось всё, и долго выбирать не пришлось.
Также ему понравилась цветастая футболка и бежевые шорты до колен, совершенно не скрывавшие его худые бледные ноги. Именно весь этот чудесный комплект он и надел, с лучезарной улыбкой представая на строгий суд Себастяна, то ли брата, то ли отца, то ли сиделки, рассчитывая на положительную оценку. И он её получил.
В супермаркете всё прошло более-менее спокойно, им даже никто не делал замечания. Джим обзавёлся новым каучуковым мячиком, Себастьян взял на себя всё остальное, а именно: еду, новую скатерть, сервиз и полотенца в ванную.
На светофоре для пешеходов они остановились, и Себастьян внезапно задумался, а будут ли они праздновать День Рожденья Джима. Если ему сейчас пять, то когда-нибудь должно стать и шесть, правда? Он же должен развиваться, пусть и отлетел назад в интеллектуальном развитии, пусть и пострадала память. Разве нет?
Джим, в это время безмятежно игравший с мячиком, в какой-то момент не успел его схватить, и тот упрыгал на дорогу. Наплевав на красный свет, он ринулся туда.
- Джим, нет! – Себастьян среагировал слишком поздно. Тот взял мячик и поднялся, когда слишком быстро ехавший водитель не успел затормозить.
Себастьян стоял на кладбище и до сих пор не мог понять, что чувствовал. Дома он плакал и смеялся. Он испытывал облегчение и в то же время боль. Он отпускал Джима и одновременно вместе с тем удерживал рядом, бросаясь на стены и разбивая новый сервиз. Кому, к чертям собачьим, теперь нужна была эта посуда, верно?
Коннор сбежал. Бросился к двери, не нашёл Джима, взвыл душераздирающе, сиганул в окно первого этажа и унёсся за линию горизонта. Себастьян читал, что хаски иногда сбегают, чтобы найти свою стаю. Инстинкт или чёрт знает что ещё.
Себастьян остался один. Словно вернулся в жизнь до Джима. Словно остался в той, что после него. Бессмысленной. Бесполезной.
Опустошение. Облегчение. Боль. Апатия. Сменяющие друг друга состояния, как прилив и отлив.
Воздушный шарик улетел в небо.
"Autumn"
638 словДжим приходит в себя уже осенью, в середине сентября. Ему пять лет, он не любит врачей и обследования и хочет домой. Себастьян не знает, то ли ему ржать, то ли плакать, то ли первое перейдёт в разряд второго, когда дойдёт до истерической точки.
Врачи говорят: “Как хорошо, что он вообще выжил, у него, знаете ли, дыра в затылке”.
Врачи говорят: “Мы не знаем, сможет ли он восстановиться, нужно какое-то время, регулярные тесты”.
Врачи говорят: “Это, возможно, защитный механизм психики, реакция на шок. Физическое и психическое повреждение одновременно, понимаете?”
Себастьян хочет послать врачей в зад. Но при новом, пятилетнем Джиме как-то не хочется ругаться, и он не ругается. Только привозит с собой ноутбук и ищет дом подальше от центра. Сколько бы Джиму ни было, ему всё равно нужна защита. Ему нужно уединение. Чтобы ничьи посторонние глаза не смогли его увидеть, а ничьи посторонние руки – дотянуться и забрать себе, вернуть в мир криминала раньше времени. Если это проклятое время хоть когда-нибудь настанет.
По его приказу в доме уже всё обставлено, два этажа, две спальни, две ванных. На кровати Джима несколько игрушек. Одной он отрывает голову, другой вспарывает живот, третью – плюшевого зайца – хранит у себя с неделю, а потом поджигает. Они вместе учатся: Джим – правилам, Себастьян – тому, что надо прятать острые предметы, спички и оружие.
Однажды Джим режется. И плачет. Себастьян на долгое мгновение застывает, не зная, что делать. Он впервые видит Джима плачущим. Громко, навзрыд, не сдерживаясь. Сидит прямо на полу и держит перед собой руку, с которой капает кровь.
- Я просто хотел сделать тебе приятное, - сквозь слёзы пытается объяснить он, пока Себастьян обрабатывает рану и осторожно перебинтовывает руку, надеясь не перестараться и не сделать слишком туго. Позже выясняется, что под приятным понимается завтрак и Джим намеревался порезать огурцы. Они договариваются, что приятное будет делать только Себастьян, а если и Джим, то под его присмотром.
Странно, но Джима совсем не беспокоит, что ему пять, а выглядит он на тридцать пять. Потрясающая аномалия сознания, позволяющая воспринимать это как данность. Ведь он всё равно “ниже Себби”, так что маленький, и о нём надо заботиться.
Они покупают Джиму одежду. Тот смотрится в свитерах немного нелепо и странно, болтает длинными рукавами, улыбается радостно и глупо. Себастьян учится привыкать. Это теперь нормально. Это временно нормально. Или навсегда, но он старается мыслить оптимистично. Это же Джим. Он сильный. Он справится. Он вернётся. А пока…
Пока он играет в скрэббл, составляя абсолютно примитивные слова. Себастьян не то чтобы подыгрывает, ему просто лень думать, поэтому слова выходят маленькие и неинтересные, и Джим автоматически становится победителем. Пусть так, ему не жалко.
Они гуляют в парке неподалёку. Тут немного людей, и осенние листья приветливо шуршат под ногами. Джим пинает их, подбрасывает в воздух, кружится под ними и вертит в тонких пальцах. Балуется. Себастьян наблюдает молча, по привычке пряча руки в карманы, и ничего не говорит. Микробы? К чёрту, тело-то взрослое, иммунитет. Запачкается? Ничего, с собой он захватил влажные салфетки. Что-то останется на голове? Ну и ладно, чудесное украшение к его чёрным растрёпанным волосам.
И неважно, в общем-то, что Себастьян внутренне напряжён, натянут, как струна. Паранойя шепчет, что заметят, узнают, будут проблемы, лучше не выпускать из дома. Но запирать капризного пятилетнего ребёнка, бывшего криминального гения, и сейчас склонного к жестокостям, более того, к нечаянному самовредительству – безумие. Поэтому они гуляют по парку и иногда вместе ходят в магазин. Один раз менеджер сказал “вывести это великовозрастное дитя за пределы супермаркета”. У Себастьяна зачесались кулаки, но всё обошлось, потому что они всё равно уже стояли на кассе.
Джим забирается на дерево, и Себастьян хмурится, велит ему немедленно спуститься, но не лезет следом, просто стоит внизу, вытянув руки, надеясь хотя бы поймать, если что. Джим показывает ему язык и цепляется руками в перчатках за ветки, теряется среди красно-жёлтого.
Когда-нибудь, наверное, у них всё будет хорошо, думает Себастьян и ловит сорвавшегося Джима, чуть присев, крепко обхватывая. Джим довольно смеётся, спрыгивает и убегает резвиться дальше.