Короткая зарисовка о

[verloreneskind]

Автор: [J]Йопти[/J]
Направленность: слэш
Фандом: Sherlock BBC
Персонажи: Джим Мориарти, Себастьян Моран
Рейтинг: PG
Размер: ~900 слов

Первое постРейхенбаховое МорМор-Рождество

Это их первое Рождество вместе после трёхлетнего перерыва, и Себастьян очень старается. Гонит Джима прочь из гостиной, говорит, что сюрприз, и умудряется составить из гирлянды “fuck you”, потому что всё ещё злится, но врёт, что на “Santa” просто не хватило проволоки. Слова переливаются, так ярко, красиво: зелёный, красный, какой-то блёклый оранжевый. Джим ухмыляется, хотя хочется зло спросить:
- Почему ты не выкинешь меня из своей жизни раз и навсегда, раз до сих пор не можешь простить?
Хуже от этого, надо заметить, больше Себастьяну, чем Джиму.
На кухне всё почти как раньше: они готовят вместе, Джим слегка пихает Себастьяна бедром, безмолвно прося посторониться, чтобы дать ему добраться до мяса, и тот почти улыбается, послушно отодвигаясь.
Джим наслаждается этими маленькими прикосновениями, близостью под клеймом “почти как тогда” и ломается, ломается, ломается изнутри. Потому что между ними всё равно словно какой-то барьер. Это как прикасаться к голой коже руками в перчатках. Как если бы ты обнимал кого-то, замотавшись целиком в пищевую плёнку с прорезями для глаз и рта. Так же нелепо, странно и с ощущением неправильности происходящего. Но разрезать плёнку может только Себастьян, а он не станет это делать. Не сейчас, по крайней мере. Надо ждать, и задыхаться, и терпеть липнущее к коже. И Джиму страшно, что он не дотерпит, не дождётся. Потому что он никогда не отличался большим запасом терпения. И периодически возникает желание сорваться на крик, надавить, ударить побольнее словами, влепить смачную пощёчину, лишь бы Себастьян выбрался, наконец, из своей скорлупы, освободился, сделал что-нибудь.
Наверное, им надо поговорить, только вот что тут скажешь? Он видит. Видит по глазам Себастьяна, что тот иногда сомневается в реальности происходящего. Что Джим рядом с ним, что он действительно стоит на кухне или действительно лежит на кровати и лениво тыкает по кнопкам ноутбука, набирая название очередного фильма, который они собираются посмотреть вечером. И всё это несмотря на то, что прошло уже полгода с тех пор, как он вернулся. Шесть месяцев и ещё несколько дней. Но Себастьян по-прежнему не доверяет то ли ему, то ли себе, то ли обоим сразу, чтоб уж точно не ошибиться.
- Почему мы столько готовим? - вяло интересуется Себастьян. – Нам же хватит этого до следующего Рождества, учитывая, что у тебя какая-то особая гениальная диета, в которой по плану не едят ни в праздники, ни в обычные дни.
- К чёрту диету, - смеётся Джим, немного натянуто и устало. Он хочет спросить, сколько ещё времени нужно Себастьяну. Сколько ещё придётся испытывать на себе это молчаливое отчуждение, иногда перебиваемое, словно неприятный запах, короткими улыбками и прижиманиями большой и тёплой ладони к области сердца. Себастьян словно превращается в наркомана, который не может жить, не услышав сердцебиение Джима. Иногда они стоят посреди гостиной прямо так и слушают, как бьются сердца друг друга. Джиму тоже это нужно. Ему снятся кошмары, о которых они не говорят, но которые сводят его с ума. В них Себастьян умирает у него на руках, прикасается холодными, как лёд, пальцами, просит о чём-то, но Джим не слышит, потому что звуки безумия в этот момент заполняют его голову.
Они едят под какой-то рождественский фильм, где у всех всё хорошо, звенят колокольчики и под ёлкой десятки подарков в разноцветных упаковках. Себастьян же в этот день дарит ему секс. Точнее, он старается его подарить, но действует как-то нервозно и отчаянно. Внезапно срывается из-за стола, хватает Джима за руку и тянет за собой в спальню. Там почти кидает на кровать и устраивается сверху, целует так, словно они не виделись три года (Джиму хочется истерически расхохотаться, но он боится обидеть и испугать Себастьяна), хаотично водит руками по телу, предпринимает попытку разодрать рубашку, но руки у него дрожат, и сам он трясётся, будто в лихорадке. Поэтому просто сжимает в руках полы рубашки и утыкается лбом куда-то в грудь, и Джим гладит его по спине, по взмокшей спине с прилипшей к ней футболкой, и шепчет какую-то успокаивающую чушь. Про то, что нужно время, про то, что Себастьян ещё привыкнет, про то, что они ещё вместе полетят куда-нибудь на пляж, и у Джима опять будет красная кожа, потому что она совсем не загорает.
- Извини, - бормочет Себастьян, отстраняясь, и глаза у него сухие-сухие, и это страшнее всех бед на свете. Внутренний голос говорит Джиму, что теперь Себастьян никогда не сможет ему открыться, что это плата за то, что он заигрался, за то, что спустил курок, не предупредив, не написав даже банальное “Прощай”. И Джиму плохо и чертовски неловко от всей этой ситуации с неудавшимся соитием.
Они хватают пальто и выходят на улицу, Себастьян курит и щурится в темноту, а Джим изо всех сил сдерживает желание клясться. Схватить за отвороты, притянуть к себе и, глядя прямо в глаза, говорить, что никогда не оставит, больше не бросит, честное слово, ну же, Себастьян, как мне заставить тебя поверить?
Но он молчит и ненавидит себя за это молчание искренне и чисто, и язык жжёт так, словно он натёр его перцем и ещё полил соусом табаско.
На улице холодно, и кончики пальцев мёрзнут. Раньше он бы залез к Себастьяну в карманы руками, отогревая, но теперь нельзя, всё нельзя, повсюду незримые запреты. Джим не знает, как долго он ещё сможет с этим жить. Как долго он ещё будет страдать и наслаждаться этой пыткой одновременно. Интересно, если он уйдёт, Себастьян подумает, что всё это было сном, и, наконец, сможет жить нормально, вздохнуть полной грудью?
Тот внезапно сгребает его к себе и целует своими никотиновыми губами, будто просит прощения за эпизод в спальне. Джим обвивает руками его шею и отвечает, прикрыв глаза. Он и сам не знает, что вкладывает в этот поцелуй, но Себастьян вздрагивает и, кажется, немного отпускает себя.
- Пойдём в дом, - бормочет, втаптывая окурок в асфальт, - я ещё не наелся.
И улыбается краем рта.
Джим чувствует, как узел в груди чуть развязывается, и, едва ли не пританцовывая, отправляется следом.