16.10.19XX

Когда-то, тысячу солнц и лун назад, соседи подарили мне на День Рожденья картину. На ней по тёмно-синему морю плыли корабли.
У меня было целых две причины считать на тот момент соседей исчадиями Сатаны.
Я никому не говорил, когда родился, им неоткуда было узнать.
И корабли с картины уплыли.
Где-то через неделю они исчезли оттуда без следа. Словно кто-то виртуозно, не оставив после себя никаких улик, смыл их. Закрасил. Или украл.
Исчезли безликие члены команды на борту с развевавшимися на ветру лентами на шапках.
Исчезли огромные паруса, вздувшиеся, выпуклые, казалось, вылезавшие за пределы мира красок.
Исчезло всё. Словно кто-то запечатлел на рисунке часть Бермудского треугольника, и корабли затерялись там, сгинули в набежавшем мистическом тумане. Разбились и потонули, оставив после себя спокойную морскую гладь, обласканную прохладными ветрами с юга.
Я сжёг картину вместе со всем, что на ней осталось, на заднем дворе.
Тогда я ещё не знал, что, наверное, это был дом.
Это дом сожрал их. Так же, как он однажды сожрёт меня. Я просто исчезну, растворюсь в нём, и, возможно, все скажут, что так оно и было.

Я развешиваю объявления, а монстры, покинув дом, ползут за мной следом и уверяют, что никто не принесёт мне даже его кости.
Я плачу.
Мне кажется, что Трещина потерялся где-то в другом городе. Таком же, как этот, но прежнем. Тот город, по которому я хожу сейчас, не похож на тот, что я знал и видел прежде.
Я возвращаюсь в дом, запираюсь там, потому что он не меняется. И это вселяет в меня чувство безопасности, снова возвращает рассудок.
Я плачу.