Stitches

[verloreneskind]

"Распусти мои швы".
Упоминание факта наличия секса, офигенский ангст, отсутствие логики, законов физики, химии, фиг знает чего ещё. OOC, конечно же, и AU.
Мерлин|Ланселот, Эггзи.
Конфа, ты меня вдохновляешь. И убиваешь.

Чуть больше 1300 слов

Джеймсу, наверное, хорошо. Или плохо. Он толком не уверен, как себя чувствует. Как он должен себя чувствовать.
В голове пусто. В том смысле, что там ни одного связного слова, но мозг-то на месте... верно? Интересно, его тоже сшили?
Он прикасается к себе, как к чужеродному элементу, и почти не чувствует этого, словно это происходит через очень плотную ткань.
Это нормально, убеждает он себя. Чувствительность постепенно вернётся. Просто не может быть иначе, потому что какой смысл?
Только потом он вспоминает, что всё это время за ним следит Мерлин. Мерлин, который сшил его. Одел. Всунул ему, наверное, не в одно место провода, используя магию, акупунктуру, призыв Дьявола и удары молнии, которые должны были напитать энергией громадный аппарат. Чёрт знает что ещё. Это же Мерлин. Джеймс не удивился бы, если бы у него свой остров с личной лабораторией и новейшими изобретениями имелся где-то в бермудском треугольнике.
- Как вы себя чувствуете? - его голос глубокий и спокойный, как океан.
Джеймс пару секунд медлит с ответом, отвечает неуверенно:
- Как... живой? - и чуть улыбается, когда "волшебник" позволяет себе короткий, но, кажется, счастливый смешок.

Мерлин будто читает его мысли, подтверждает: да, конечно, чувствительность со временем вернётся. Он, к тому же, будет проводить тесты, тренировки. В поле пока не выпустит, но это только вопрос времени. Кстати, у него тут ещё есть экспериментальный прибор, стирающий память, не хотите ли забыть о том, что когда-то умерли, сэр Ланселот?
Джеймсу хочется истерично рассмеяться, но он только качает головой, вежливо отказываясь. Чудо будет цениться им куда больше, если он будет знать, как много потерял и обрёл снова. Мерлин, пребывая в своих мыслях, мимоходом хвалит его оптимизм и уходит, говоря, что пока он свободен.
Именно в этот момент Джеймс понимает, что свобода для него почти равноценна изгнанию. Куда ему идти? В дом, выделенный Кингсман, почему-то не хочется. В гостиницу? У него даже денег нет. Разве что карточка сохранилась в кармане пиджака. Но теперь на нём другой.
На секунду в пустой голове проскальзывает мысль отправиться к психологу их службы, но он отвергает её.
Здравствуйте, доктор, я умер, но не до конца. Или я жив, но не до конца. Вы когда-нибудь имели дело с такими случаями? Да, технологии с тех пор, как я оказался здесь впервые, шагнули далеко вперёд, а вы как считаете?

Джеймс теперь не Ланселот, а Борс. Оказывается, мир за то время, что он "отдыхал", успел полететь к чертям, много кому в прямом смысле сорвало башню, Галахад мёртв, на его месте юноша, который просит звать его Эггзи, а на месте самого Ланселота - юная особа, выбранная Перси и успешно прошедшая все испытания. Борс, кстати, стал предателем, как и Артур.
Словом, в Кингсман полный бардак, и Джеймс чувствует себя немного потерянным и не к месту. На сколько времени он выпал из жизни секретной службы, где всегда творится какая-то ерунда? Год? Больше? Кто такой Валентайн? И почему Галахад - Эггзи - кривится каждый раз, когда об этом заходит речь?
Его единственный источник информации - Мерлин, но тот занят, говорит что-то про выборы, потому что предыдущий президент сыграл в ящик, и Джеймс испытывает желание дать ему по лицу. Даже несмотря на всю благодарность. Потому что Галахад тоже сейчас кормит червей. Потому что он мог бы кормить сейчас червей. Нельзя ли немного толерантности к тем, кто умер? Как он может так спокойно, сухо об этом говорить, если..?
Джеймс останавливает сам себя, потому что с ужасом понимает, что это первое чувство, которое он уловил. С тех пор, как он восстал из мёртвых, проходил тренировки, снова заставляя своё тело подчиняться, отвечал на вопросы, тесты на IQ, бог знает сколько ещё всякой ереси, он почти ничего не чувствовал. Кроме опустошения, лёгкого недоумения и неуместности. Он ни разу не чувствовал искреннего желания рассмеяться, прикоснуться к кому-то, похлопать по плечу, спросить у Эггзи, как жизнь молодая.
Это настолько пугает его, что он разворачивается и поспешно уходит, почти убегает из кабинета, извинившись за отнятое время.

Проходит три месяца, а чувствительность всё не возвращается. Он не хочет есть, пить и спать. Последнее особенно неудобно, потому что ночи проползают мимо него медленно, с противными звуками, и наутро остаётся ощущение, что дни постепенно смазываются в один большой и ни чем не отличающийся. Какой сейчас месяц? К чёрту число, хотя бы проклятый сезон. В Англии идут дожди почти две трети года, он не чувствует, как капли касаются кожи, чувствует только тяжесть намокшего костюма, и то смутно.
Мерлин по-прежнему не выпускает его в поле, и Джеймс решается на отчаянный шаг. Когда задание получает Эггзи, он ловит его за руку, улыбается бесхитростно:
- Наш дорогой координатор наконец дал мне добро, разрешил отправиться с тобой. Ты не возражаешь?
Юный Галахад кивает: "Почему бы и нет?" - заходит в маленькую оружейную.
Джеймс нарочно не берёт очки, гранаты. Всего лишь пистолет. Даже если его продырявит насквозь, болевой шок ему не грозит.
Можно ли умереть от потери крови, если ты уже труп?

- Мерлин, ему разворотило спину, и кое что-то даже вывалилось, а он просто встал и пошёл! Что у вас тут в Кингсман за экспериментики?!
Джеймс сидит в соседнем кабинете и слышит, как Галахад орёт шёпотом. Ему не надо смотреть, чтобы знать, что у юноши бледное лицо и расширенные зрачки. Он смотрел так на него всю дорогу до штаба. Не сводил внимательного неприличного взгляда, даже не шевелился.
- Вы... вы должны были умереть, чёрт побери, что за...
Дальше пошла нецензурщина, и Джеймсу впервые захотелось улыбнуться снова. Он почти не чувствовал боли, только невероятно мокрую - от его крови, очевидно - ткань носилок.
- Не ваше дело, Галахад, - отрезает Мерлин. - Если вы в порядке, извольте пойти и написать отчёт.
- Он спас мне жизнь... - со смесью потрясения, восхищения и благодарности выдыхает юноша, выходя из кабинета. Тихо закрывается одна дверь, и открывается другая. Философские теории в действии, чёрт побери.
- Что это было? - Мерлин хмурится, и Джеймс немного виновато пялится на планшет в его руках. Не в глаза же.
- Кто-то бросил в Эггзи гранату, и я просто... загородил его собой. Мне-то ничего не будет.
- Ничего не будет? - шипит "волшебник". - Вам почти всё нутро перекраивать!
- Не надо перекраивать...
- Что?
Джеймс вздыхает.
На прошлой неделе он попробовал заняться сексом. Как ни странно, эрекция появилась, но, закончив, он не почувствовал ничего. Да и в процессе, пожалуй, ничего не возникло. Разрядка. Выброс спермы. Ничего больше. Никаких проклятых эмоций.
Вернувшись к жизни, он рассчитывал снова увидеть её краски, почувствовать каждую мелочь. Мерлин вряд ли дал бы ему ради эксперимента даже подпалить себя. А как было бы просто, Джеймс в этом почти не сомневается.
Он хватается за свитер Мерлина. "Волшебник" всегда выглядит на работе до странного домашним. Спустя несколько лет совместной службы и после интимного эпизода с вышиванием Джеймсу больше некому довериться. Некого попросить.
- Распусти мои швы.
В кабинете повисает звенящая тишина. Она давит на уши, и Джеймс чувствует, как отчаянье переполняет его вместо недостающих органов.
- Пожалуйста, Мерлин, распусти их. Освободи меня. Я не хочу так больше.
Кончики пальцев белеют, он стискивает ткань сильнее, но это ничего не меняет. Он всё ещё мёртв. И никакие тесты это не исправят.
- Я благодарен тебе, Мерлин. Честное слово. И восхищён. Это огромная работа, не самая приятная, и ты так старался ради меня.
Сколько раз "волшебник" штопал его сердце, предлагая виски и просто молча садясь напротив, глядя и выслушивая. Пожалуй, он был лучшим лекарем, которого Джеймс только знал. Но с плотью такой фокус, пожалуй, проделывать не стоило.
- Первое время я был полон надежд, и даже вдыхать воздух казалось чудом, но...
Мерлин мрачнеет и практически отдирает его руки, заставляя замолчать на середине предложения. Ему больше не нужно никаких "но".
У Джеймса в голове эхом всё ещё раздаются слова Эггзи: "Вы должны были умереть, чёрт побери, что за..." И он понимает, насколько большой ошибкой всё это было.

- Я передам привет Гарри, - обещает он. Облегчение от того, что скоро всё это закончится, затапливает его, и он дёргает уголком губ.
Медленно умирая, Джеймс чувствует, как на щёку падает чужая слеза, и касается её пальцами, больше зная, чем улавливая, что она солёная.