Мои двери всегда для вас открыты. Выходите ©
Ричмонд Валентайн|Газель, ~1300 слов, G, AU, возможен OOC, странноватый headcanon. Арт внизу не мой. Осторожно: автор попытался на свой лад показать шепелявость Валентайна.
Вы точно этого хотите?Когда они встречаются в первый раз, она, конечно, ещё совсем не Газель. Она просто маленькая и несчастная девочка, которая потеряла в автомобильной аварии не только ноги, но ещё и всю свою семью. Поэтому, собственно, и оказалась в этом приюте. Недоверчивая, злая и очень расстроенная.
Она единственная сидит в инвалидном кресле. Не может поиграть с другими детьми в прятки или салочки, не может прыгать через скакалку и даже самостоятельно перебраться в постель, когда наступает тихий час или ночь.
Некоторые дразнят её, и она чувствует себя ущербной. Неполноценной. Неправильной. Не вписывающейся в остальную картину мира, в паззлы и мозаики из идеальных узоров. Все они - маленькие уродцы, которых бросили или лишили чего-то. Но она - самый запущенный случай.
Ричмонд Валентайн - мульти-что-то-там, у которого очень много денег, и он приходит в приют, чтобы улыбнуться, пожать руку директрисе и почти в самый объектив сунуть чек с огромным количеством нулей, который потом перекочует в чужую потную ладонь.
Для имиджа будет просто замечательно, если он немного пообщается с детьми, и он действительно это делает. Присаживается, разглядывает скучные кубики и доску для скрэббла, детальки лего. Заинтересованно спрашивает у детей, что они делают.
Газель поворачивается к нему спинкой инвалидного кресла и смотрит в окно. Уйди уже. Откуда тебе, богачу, который сыплет деньгами, знать о чужой жизни? Зачем ты строишь из себя лучшего воспитателя? Все взрослые хороши, пока не берут тебя к себе домой. Она слышала об этом от девочки, которую вернули в приют уже в третий раз.
Но Валентайн задерживается на целых полчаса, а потом всё же подходит к ней. Снова присаживается на корточки, пытается поймать её взгляд. Газель видит его краем глаза, но не поворачивает голову. Наверное, пришёл пожалеть её. Выдать какую-нибудь ободряющую речь.
Репортёры уже ушли, мистер мульти-что-то-там, вам незачем стараться. Никого не растрогает подобный поступок.
- Знаеф, я ведь тове в каком-то роде неполнофенный. Но все вынувдены с этим мириться, потому что я живу в мире больфих денег.
Газель слышит, как он говорит, и речь действительно кажется ей немного смешной, но она не улыбается. И не считает это неполноценностью. Во всяком случае, не такой серьёзной, как у неё.
- Хочеф, я тоже покажу тебе этот мир? Там даве смогут сделать тебе новые ноги.
Это удар по больному, но Газель резко поворачивает голову и смотрит на него испытующе. Не врёт ли? В приюте не рассказывают о новинках техники, может, действительно удалось что-то сделать? Или удастся? В будущем. Вдвоём. Вместе.
- Почему именно я? Делаете это из жалости? - она бьёт словами, словно даёт хлёсткую пощёчину. Пытается оттолкнуть, даже несмотря на то, что это, возможно, её единственный шанс выбраться отсюда.
Конечно, можно жить и без ног. Она не первая и не последняя. И не единственная, если брать не приют, а весь белый свет. Можно сидеть в коляске на улице и дрожать от холода, кутаясь в драную куртку. Выход есть всегда, не так ли?
- А почему именно ты потеряла ноги? Если ты вериф в то, что суфествуют необоснованные потери, почему бы не поверить в необоснованную доброту?
Деньги решают не всё, но очень многое, и Газель убеждается в этом почти сразу же. Пара минут, несколько нажатых кнопок на аппарате оплаты карточкой или один телефонный звонок, и вот она - уже усыновлённая дочь самого Ричмонда Валентайна. Он вызывает людей, и они обращаются с ней, как с хрупкой куклой: бережно берут на руки, перемещают с сиденья в кресло и обратно.
Такие дома, как у Валентайна, она видела раньше только в фильмах, которые по вечерам смотрела с родителями. Даже не замечала их на улице. Они жили не в самом бедном районе, но и до богачей было очень далеко.
- Я попросил их купить и занести в комнату пару плюфевых медведей. Ты их любиф?
Газель кривится. Валентайн широко улыбается и кладёт ей руку на плечо:
- Тогда можем оторвать им головы вместе.
Ей всё равно, чем они будут заниматься, потому что плечо жжёт даже через тонкую кофту с длинными рукавами. Её давно никто не касался просто так. Не потому, что надо пожалеть или переместить. Люди обычно избегали физического контакта. Словно брезговали или боялись, что она заразна. А она ведь чистая, мытая, причёсанная. Просто потеряла семью и ноги.
Она говорит: "Спасибо". И не отвечает Валентайну, за что.
Почти всякий раз добавлять "мистер Валентайн" в конце предложения очень долго и скучно, им обоим это вскоре надоедает, и он предлагает звать его каким-то дурацким "Вэл", а она мотает головой и в качестве варианта выдвигает "Рич"*. Он смеётся:
- Так и есть.
Рич нанимает ей преподавателя на дом и личного переносчика. Спрашивает, как дела у его "крофки", гладит по волосам, прикасается к руке.
- Вот увидиф, - говорит он, - скоро ты будеф участвовать в марафонах.
Она улыбается и хочет ему верить.
Проходит где-то полтора года, прежде чем специалисты Рича объявляют о прогрессе. До этого они снимали какие-то мерки с её уродливых обрубков, приставляли устройства и задумчиво хмыкали себе под нос.
Но после обеда Рич везёт её в другую комнату, где их встречает очень усталый, но притом очень счастливый юноша в очках и держит в руках... ну, это почти похоже на тот протез, что показывали в фильмах у пиратов. Только он более красивый и маленький, соразмерно телу.
- Мефал ему спать, чтобы быстрее сделал для тебя, моя крофка, - говорит Рич с такой гордостью, словно лишать людей сна - самый благородный поступок в жизни. Впрочем, она действительно ему благодарна.
Газель примеряет и, держась за руку своего спасителя, крепко стискивая и запоминая ощущения, медленно встаёт. И не падает только потому, что заботливые руки обвивают её талию.
- Потребуется много тренировок, но ты ведь справифся, моя родная? - воркует у уха Рич.
Та часть ног, что ещё есть, немного болит, но ей всё равно хочется расплакаться от счастья.
Впоследствии, правда, хочется плакать уже именно от боли и нагрузки. Она много тренируется, потому что голос в голове, обычно шепелявящий так же, как Рич, спрашивает: "Ты ведь сама этого хотела, верно?" Она плачет, стискивает кулаки и всё равно продолжает. Это лучше, чем провести всю жизнь в инвалидном кресле. Это лучше, чем ловить сочувствующие и брезгливые взгляды на улице. Это лучше, чем чувствовать себя неполноценной. Теперь у неё появился шанс, и руки ей пока не отдавило, так что она вцепится в него всеми пальцами и не отпустит до тех пор, пока не умрёт или пока этот шанс не воплотится в реальность.
Дни сливаются в недели, а недели - в месяцы, но когда она уверенно встаёт на протезы, при этом ни на что не опираясь, и проходит всю комнату вдоль и поперёк, ей хочется кричать на весь мир о том, какая она счастливая.
Рич заходит в комнату в тот момент, когда она прикрывает рот руками, а улыбка всё равно прорывается. Через глаза, через всю неё. Через каждую пору в кожном покрове. Ей десять лет, и она осознаёт, какое это счастье - ходить. Какое счастье - стоять. Может, не совсем на своих ногах, но...
- Спасибо, - её голос дрожит, когда она произносит это слово.
На этот раз Рич не спрашивает, за что. Он просто пересекает комнату и обнимает её, прижимает к себе крепко. Она цепляется за его футболку, стискивает в пальцах ткань со спины.
Он отстраняется, никогда особо не наслаждавшийся этими трепетными моментами, кладёт руку ей на голову и издаёт громкий смешок:
- А ты выше, чем казалась мне раньше.
Она не обижается на эту шутку.
- Моя Газель... - произносит Рич. Он даёт ей это имя с гордостью и каплей нежности.
В тот день она рождается заново.
Со временем она растёт, а протезы меняются под её тело. А ещё становятся опаснее. Убивая, она танцует и улыбается, потому что, ещё начав ходить в школу, мечтала однажды стать балериной.
Это не тонкие пальцы, на которые встаёшь, напрягаясь до последней клеточки в теле. Это даже лучше. Каждая её часть поет и изгибается, Газель выражает себя в этом смертоносном танце.
И, может, Рич именно этого и добивался, забирая её из приюта, но сейчас ей уже всё равно. Она готова порвать за него любого, ведь он подарил ей новую жизнь, как у полноценного человека, и ноги, лёгкие и стремительные, как у изящного животного.
*Rich (англ.) - богатый.
UPD. Небольшое дополнение, эпизод из детства. ~640 слов.
Парк аттракционовКогда Газель вспоминает этот случай много лет спустя, ей становится немного стыдно, но всё равно смешно.
Тренировки не прекращаются, но теперь они чуть легче, ведь она освоилась. Газель учится заново ходить, и её почти не интересует, какие звуки она издаёт в процессе. Точнее, её новые ноги. Они есть в принципе, она даже как будто чувствует их частично, а больше и не требуется. К чёрту инвалидное кресло. К чёрту смешки и разговоры за спиной.
Рич нанимает ей личного репетитора по художественной гимнастике, и она начинает чувствовать себя настоящей балериной. Носит специальный костюм и короткую чёрную юбку. Мистер Твайн, кажется, не обращает никакого внимания на её главный недостаток и один раз, чуть улыбнувшись, называет её настоящей маленькой леди.
Она сияет так, что солнце за окном должно перегореть от зависти, и с тех пор занимается ещё усерднее.
На дворе апрель-месяц в самом разагре, и Рич настолько мил, что даже вспоминает о её Дне Рожденья. Кладёт руку ей на плечо и участливо смотрит:
- Ты ведь ещё не слифком больфая для парка аттракционов?
Стоит ли говорить, что она мечтала попасть туда ещё с тех пор, как имела собственные ноги и любящую семью?
- Если хочеф, я могу купить его. Весь. Для тебя.
Газель мотает головой, сдерживая слёзы, и делает это так яростно, что отросшие волосы хлещут по лицу. Врут те, кто говорят, что человек легко привыкает к хорошему. Рич удочерил её около четырёх лет назад, но она до сих пор не может привыкнуть к тому, что он готов подарить ей чуть ли не половину мира.
- Поехали. Поехали в парк аттракционов, - она берёт его за руку своими двумя и смотрит в глаза. - Только покупать мне его не надо.
- Я освобову для тебя денёк.
В парке аттракционов очень шумно и многолюдно, Газель немного отвыкла от этого, пока ездила в едва ли не личной машине и тренировалась в стенах дома Валентайна или огромном спортивном зале неподалёку. Но многолюдность одновремено значит и много жизни, и она вдыхает её с упоением, хочет обнять руками, раскинув их в стороны.
В парке очень весело, и не надо экономить. Рич готов купить ей не только сладкой ваты, но ещё и весь этот аппарат, и мужчину, который её делает - в смешном полосатом фартуке.
На американские горки её пока не пускают, но она и не особо рвётся, вместо этого выразив желание покрутиться в чашечках, на карусели, пострелять, пытаясь выиграть медведя. До медведя она не дотягивает, и ей дают жирафа, но это тоже неплохо, честное слово. Она так рада, как не была уже очень давно, если не считать эпизод с осознанием, что она обрела новые ноги по-настоящему.
А потом случается эта досадная мелочь. Её толкает мальчик, бегущий вперёд с воздушным шариком. В этот момент он, наверное, оборачивается, чтобы посмотреть на родителей, и она совсем не злится на него. Газель даже толком не успевает понять, что случилось, как падает на землю, и в ногу впивается очень острый камень. Короткая вспышка боли, она переворачивается и смотрит на то, как новенькие красивые штаны - длинные, но уже по-летнему лёгкие - пачкаются кровью.
В этот момент Рич, остановившийся и, наверное, пытавшийся как-то ей помочь, зажимает рот рукой и с огромными глазами убегает куда-то за разноцветные палатки. Немного озадаченная и крайне заинтересованная, Газель медленно поднимается и, прихрамывая, идёт туда. И слышит знакомые, но крайне неприятные звуки.
Немного придя в себя, Рич оборачивается, видит её и тут же поворачивается обратно. Шарит в толстовке рукой, находит несколько купюр и протягивает ей, изворачиваясь:
- На, милая, возьми себе... фто-нибудь. Банданку, платофек. Перевяжи.
К счастью, Газель помнит одну из палаток, где продавались кепки. Может, и банданы найдутся.
Цветастая тряпка не очень гармонирует со всей остальной одеждой, но её это мало волнует. Она находит Рича и смотрит выжидающе.
- Извини, крофка, - он треплет её по волосам и полощет рот газировкой, - не вынофу вид крови. Сраву нафинает мутить.
Она опускает голову и прячет удачно скрывшими лицо волосами улыбку. Почему-то ей кажется это невероятно милым.
UPD. Влюблённость, семнадцать лет и конец. Да, вот так внезапне. ~650 слов. Спасибо Ланселоту за помощь.
Поцелуй за помощьВлюбиться в Ричмонда - это на самом деле не выбор, а вопрос времени. Знай она о любви чуть больше, чем совсем ничего, она бы, наверное, предугадала это, попыталась что-то сделать. Но Газель было не до развития отношений, когда она занималась гимнастикой и вещами, которые обычно предназначены для мальчиков: стрельба, фехтование, рукопашный бой, самооборона. Она считала, что острых лезвий и пластичности достаточно, но не стала спорить с Ричем. Почему бы и нет? Не на свидания же в таком виде бегать.
А потом начинает расти грудь, появляются месячные, и, слава богу, что у них разные ванные и мусорки, потому что от некоторых использованных предметов гигиены Рича выворачивало бы довольно часто. Один случайный взгляд, и... Не помогла бы даже закрытая крышка урны.
Гормоны бушуют и диктуют свои правила, но Газель... Она не любит, она именно влюбляется. Вспоминая всё, что Рич сделал для неё, она странным образом переплетает в своей голове подростковый период и изменения в теле с благодарностью за спасение. Из приюта, из круга неполноценных, из жестокого общества, которое теперь может только в бессильной зависти скалить зубы.
Газель обходит стол после ужина, промокнув губы салфеткой, и склоняется к Ричу, собираясь поцеловать, но тот отодвигается и для надёжности сжимает её плечо пальцами.
- Уоу-уоу, Газель, фто ты делаеф?
Вопрос озадачивает, хотя она знает, что Рич спрашивает не о самом действие, а о его предпосылках.
- Если тебе нужен опыт, давай луффе закажем кого-нибудь. Тебе ведь сейфас...
- Семнадцать, - услужливо подсказывает она, выпрямляясь и больше не представляя угрозы для Рича.
- Тофно, - он кивает, словно цифра и сама вертелась у него на языке, но он никак не мог произнести её вслух. - Гормоны, всё такое, да? Я тове через это проходил.
- Но я ведь могу когда-нибудь поцеловать тебя? - Газель чувствует себя разбитой и отвергнутой, и слова, как ей кажется, звучат жалко. Как мольба или скулёж промокшего под дождём щенка, просившегося в тёплый дом, после того как его выкинули на улицу. - Хотя бы в уголок губ?
- Ну, если помовеф мне спасти мир... Не сейфас. Мы подойдём к этому постепенно.
Она принимает это за обещание, совсем не шутку, и уходит в комнату.
Со временем влюблённость выветривается, Газель растёт, становится взрослее и женственнее. Умнее. Она понимает, что действительно хотела смешать одно с другим, а это глупо и неправильно. Ей просто хотелось внимания Рича, занятого какими-то своими фондами, благотворительными мероприятиями и экологическими проблемами. Ей не очень интересно это слушать, и вообще несколько дней она проводит в глупой паранойе, что Рич наберёт себе ещё детей, как она, будет любить их больше, устроит целый выводок и совсем про неё забудет, выпнув из своей жизни так же легко, как и впустив в неё.
Но он гордится ею. Для него она всегда остаётся его маленькой и милой смертоносной машиной, как бы странно это ни звучало. Она может отрезать руку не понравившемуся мужчине, лишить его головы. Может поставить в недвусмысленное положение, вытянув ногу и приставив кончик своего самого лучшего оружия прямо к горлу. Ей нравится сила, заключённая в её ногах, с которыми за пару десятков лет она она срослась и окончательно стала единым целым. Ей нравится, что она может принести пользу и защитить себя. А пластичность, кстати, восхищает партнёров на одну ночь, которые мыслят шире стереотипов с идеальной фигурой и здоровыми конечностями.
Газель как-то глупо и не к месту вспоминает обещание Рича, когда они уже почти у самой цели, и назойливый мальчишка мешает их планам. Наверное, Рич, годами планировавший это, имел в виду помощь как раз в таком деле.
Она говорит ему оставаться, а сама отправляется на схватку. Она уверена, что это будет быстро: парнишка так юн, и красивый костюм не сделает из него героя.
Но, чувствуя, как тело постепенно немеет, а внутренности скручивает в тугой узел, и явно не от счастья, она понимает, что проиграла.
Она представляет, как целует Рича, уже без былого чувства, без примеси гормонов, но всё же с благодарностью и толикой нежности, обхватив лицо руками, и губы покалывает.
Впрочем, куда вероятнее, что это действие яда.
Вы точно этого хотите?Когда они встречаются в первый раз, она, конечно, ещё совсем не Газель. Она просто маленькая и несчастная девочка, которая потеряла в автомобильной аварии не только ноги, но ещё и всю свою семью. Поэтому, собственно, и оказалась в этом приюте. Недоверчивая, злая и очень расстроенная.
Она единственная сидит в инвалидном кресле. Не может поиграть с другими детьми в прятки или салочки, не может прыгать через скакалку и даже самостоятельно перебраться в постель, когда наступает тихий час или ночь.
Некоторые дразнят её, и она чувствует себя ущербной. Неполноценной. Неправильной. Не вписывающейся в остальную картину мира, в паззлы и мозаики из идеальных узоров. Все они - маленькие уродцы, которых бросили или лишили чего-то. Но она - самый запущенный случай.
Ричмонд Валентайн - мульти-что-то-там, у которого очень много денег, и он приходит в приют, чтобы улыбнуться, пожать руку директрисе и почти в самый объектив сунуть чек с огромным количеством нулей, который потом перекочует в чужую потную ладонь.
Для имиджа будет просто замечательно, если он немного пообщается с детьми, и он действительно это делает. Присаживается, разглядывает скучные кубики и доску для скрэббла, детальки лего. Заинтересованно спрашивает у детей, что они делают.
Газель поворачивается к нему спинкой инвалидного кресла и смотрит в окно. Уйди уже. Откуда тебе, богачу, который сыплет деньгами, знать о чужой жизни? Зачем ты строишь из себя лучшего воспитателя? Все взрослые хороши, пока не берут тебя к себе домой. Она слышала об этом от девочки, которую вернули в приют уже в третий раз.
Но Валентайн задерживается на целых полчаса, а потом всё же подходит к ней. Снова присаживается на корточки, пытается поймать её взгляд. Газель видит его краем глаза, но не поворачивает голову. Наверное, пришёл пожалеть её. Выдать какую-нибудь ободряющую речь.
Репортёры уже ушли, мистер мульти-что-то-там, вам незачем стараться. Никого не растрогает подобный поступок.
- Знаеф, я ведь тове в каком-то роде неполнофенный. Но все вынувдены с этим мириться, потому что я живу в мире больфих денег.
Газель слышит, как он говорит, и речь действительно кажется ей немного смешной, но она не улыбается. И не считает это неполноценностью. Во всяком случае, не такой серьёзной, как у неё.
- Хочеф, я тоже покажу тебе этот мир? Там даве смогут сделать тебе новые ноги.
Это удар по больному, но Газель резко поворачивает голову и смотрит на него испытующе. Не врёт ли? В приюте не рассказывают о новинках техники, может, действительно удалось что-то сделать? Или удастся? В будущем. Вдвоём. Вместе.
- Почему именно я? Делаете это из жалости? - она бьёт словами, словно даёт хлёсткую пощёчину. Пытается оттолкнуть, даже несмотря на то, что это, возможно, её единственный шанс выбраться отсюда.
Конечно, можно жить и без ног. Она не первая и не последняя. И не единственная, если брать не приют, а весь белый свет. Можно сидеть в коляске на улице и дрожать от холода, кутаясь в драную куртку. Выход есть всегда, не так ли?
- А почему именно ты потеряла ноги? Если ты вериф в то, что суфествуют необоснованные потери, почему бы не поверить в необоснованную доброту?
Деньги решают не всё, но очень многое, и Газель убеждается в этом почти сразу же. Пара минут, несколько нажатых кнопок на аппарате оплаты карточкой или один телефонный звонок, и вот она - уже усыновлённая дочь самого Ричмонда Валентайна. Он вызывает людей, и они обращаются с ней, как с хрупкой куклой: бережно берут на руки, перемещают с сиденья в кресло и обратно.
Такие дома, как у Валентайна, она видела раньше только в фильмах, которые по вечерам смотрела с родителями. Даже не замечала их на улице. Они жили не в самом бедном районе, но и до богачей было очень далеко.
- Я попросил их купить и занести в комнату пару плюфевых медведей. Ты их любиф?
Газель кривится. Валентайн широко улыбается и кладёт ей руку на плечо:
- Тогда можем оторвать им головы вместе.
Ей всё равно, чем они будут заниматься, потому что плечо жжёт даже через тонкую кофту с длинными рукавами. Её давно никто не касался просто так. Не потому, что надо пожалеть или переместить. Люди обычно избегали физического контакта. Словно брезговали или боялись, что она заразна. А она ведь чистая, мытая, причёсанная. Просто потеряла семью и ноги.
Она говорит: "Спасибо". И не отвечает Валентайну, за что.
Почти всякий раз добавлять "мистер Валентайн" в конце предложения очень долго и скучно, им обоим это вскоре надоедает, и он предлагает звать его каким-то дурацким "Вэл", а она мотает головой и в качестве варианта выдвигает "Рич"*. Он смеётся:
- Так и есть.
Рич нанимает ей преподавателя на дом и личного переносчика. Спрашивает, как дела у его "крофки", гладит по волосам, прикасается к руке.
- Вот увидиф, - говорит он, - скоро ты будеф участвовать в марафонах.
Она улыбается и хочет ему верить.
Проходит где-то полтора года, прежде чем специалисты Рича объявляют о прогрессе. До этого они снимали какие-то мерки с её уродливых обрубков, приставляли устройства и задумчиво хмыкали себе под нос.
Но после обеда Рич везёт её в другую комнату, где их встречает очень усталый, но притом очень счастливый юноша в очках и держит в руках... ну, это почти похоже на тот протез, что показывали в фильмах у пиратов. Только он более красивый и маленький, соразмерно телу.
- Мефал ему спать, чтобы быстрее сделал для тебя, моя крофка, - говорит Рич с такой гордостью, словно лишать людей сна - самый благородный поступок в жизни. Впрочем, она действительно ему благодарна.
Газель примеряет и, держась за руку своего спасителя, крепко стискивая и запоминая ощущения, медленно встаёт. И не падает только потому, что заботливые руки обвивают её талию.
- Потребуется много тренировок, но ты ведь справифся, моя родная? - воркует у уха Рич.
Та часть ног, что ещё есть, немного болит, но ей всё равно хочется расплакаться от счастья.
Впоследствии, правда, хочется плакать уже именно от боли и нагрузки. Она много тренируется, потому что голос в голове, обычно шепелявящий так же, как Рич, спрашивает: "Ты ведь сама этого хотела, верно?" Она плачет, стискивает кулаки и всё равно продолжает. Это лучше, чем провести всю жизнь в инвалидном кресле. Это лучше, чем ловить сочувствующие и брезгливые взгляды на улице. Это лучше, чем чувствовать себя неполноценной. Теперь у неё появился шанс, и руки ей пока не отдавило, так что она вцепится в него всеми пальцами и не отпустит до тех пор, пока не умрёт или пока этот шанс не воплотится в реальность.
Дни сливаются в недели, а недели - в месяцы, но когда она уверенно встаёт на протезы, при этом ни на что не опираясь, и проходит всю комнату вдоль и поперёк, ей хочется кричать на весь мир о том, какая она счастливая.
Рич заходит в комнату в тот момент, когда она прикрывает рот руками, а улыбка всё равно прорывается. Через глаза, через всю неё. Через каждую пору в кожном покрове. Ей десять лет, и она осознаёт, какое это счастье - ходить. Какое счастье - стоять. Может, не совсем на своих ногах, но...
- Спасибо, - её голос дрожит, когда она произносит это слово.
На этот раз Рич не спрашивает, за что. Он просто пересекает комнату и обнимает её, прижимает к себе крепко. Она цепляется за его футболку, стискивает в пальцах ткань со спины.
Он отстраняется, никогда особо не наслаждавшийся этими трепетными моментами, кладёт руку ей на голову и издаёт громкий смешок:
- А ты выше, чем казалась мне раньше.
Она не обижается на эту шутку.
- Моя Газель... - произносит Рич. Он даёт ей это имя с гордостью и каплей нежности.
В тот день она рождается заново.
Со временем она растёт, а протезы меняются под её тело. А ещё становятся опаснее. Убивая, она танцует и улыбается, потому что, ещё начав ходить в школу, мечтала однажды стать балериной.
Это не тонкие пальцы, на которые встаёшь, напрягаясь до последней клеточки в теле. Это даже лучше. Каждая её часть поет и изгибается, Газель выражает себя в этом смертоносном танце.
И, может, Рич именно этого и добивался, забирая её из приюта, но сейчас ей уже всё равно. Она готова порвать за него любого, ведь он подарил ей новую жизнь, как у полноценного человека, и ноги, лёгкие и стремительные, как у изящного животного.
*Rich (англ.) - богатый.
UPD. Небольшое дополнение, эпизод из детства. ~640 слов.
Парк аттракционовКогда Газель вспоминает этот случай много лет спустя, ей становится немного стыдно, но всё равно смешно.
Тренировки не прекращаются, но теперь они чуть легче, ведь она освоилась. Газель учится заново ходить, и её почти не интересует, какие звуки она издаёт в процессе. Точнее, её новые ноги. Они есть в принципе, она даже как будто чувствует их частично, а больше и не требуется. К чёрту инвалидное кресло. К чёрту смешки и разговоры за спиной.
Рич нанимает ей личного репетитора по художественной гимнастике, и она начинает чувствовать себя настоящей балериной. Носит специальный костюм и короткую чёрную юбку. Мистер Твайн, кажется, не обращает никакого внимания на её главный недостаток и один раз, чуть улыбнувшись, называет её настоящей маленькой леди.
Она сияет так, что солнце за окном должно перегореть от зависти, и с тех пор занимается ещё усерднее.
На дворе апрель-месяц в самом разагре, и Рич настолько мил, что даже вспоминает о её Дне Рожденья. Кладёт руку ей на плечо и участливо смотрит:
- Ты ведь ещё не слифком больфая для парка аттракционов?
Стоит ли говорить, что она мечтала попасть туда ещё с тех пор, как имела собственные ноги и любящую семью?
- Если хочеф, я могу купить его. Весь. Для тебя.
Газель мотает головой, сдерживая слёзы, и делает это так яростно, что отросшие волосы хлещут по лицу. Врут те, кто говорят, что человек легко привыкает к хорошему. Рич удочерил её около четырёх лет назад, но она до сих пор не может привыкнуть к тому, что он готов подарить ей чуть ли не половину мира.
- Поехали. Поехали в парк аттракционов, - она берёт его за руку своими двумя и смотрит в глаза. - Только покупать мне его не надо.
- Я освобову для тебя денёк.
В парке аттракционов очень шумно и многолюдно, Газель немного отвыкла от этого, пока ездила в едва ли не личной машине и тренировалась в стенах дома Валентайна или огромном спортивном зале неподалёку. Но многолюдность одновремено значит и много жизни, и она вдыхает её с упоением, хочет обнять руками, раскинув их в стороны.
В парке очень весело, и не надо экономить. Рич готов купить ей не только сладкой ваты, но ещё и весь этот аппарат, и мужчину, который её делает - в смешном полосатом фартуке.
На американские горки её пока не пускают, но она и не особо рвётся, вместо этого выразив желание покрутиться в чашечках, на карусели, пострелять, пытаясь выиграть медведя. До медведя она не дотягивает, и ей дают жирафа, но это тоже неплохо, честное слово. Она так рада, как не была уже очень давно, если не считать эпизод с осознанием, что она обрела новые ноги по-настоящему.
А потом случается эта досадная мелочь. Её толкает мальчик, бегущий вперёд с воздушным шариком. В этот момент он, наверное, оборачивается, чтобы посмотреть на родителей, и она совсем не злится на него. Газель даже толком не успевает понять, что случилось, как падает на землю, и в ногу впивается очень острый камень. Короткая вспышка боли, она переворачивается и смотрит на то, как новенькие красивые штаны - длинные, но уже по-летнему лёгкие - пачкаются кровью.
В этот момент Рич, остановившийся и, наверное, пытавшийся как-то ей помочь, зажимает рот рукой и с огромными глазами убегает куда-то за разноцветные палатки. Немного озадаченная и крайне заинтересованная, Газель медленно поднимается и, прихрамывая, идёт туда. И слышит знакомые, но крайне неприятные звуки.
Немного придя в себя, Рич оборачивается, видит её и тут же поворачивается обратно. Шарит в толстовке рукой, находит несколько купюр и протягивает ей, изворачиваясь:
- На, милая, возьми себе... фто-нибудь. Банданку, платофек. Перевяжи.
К счастью, Газель помнит одну из палаток, где продавались кепки. Может, и банданы найдутся.
Цветастая тряпка не очень гармонирует со всей остальной одеждой, но её это мало волнует. Она находит Рича и смотрит выжидающе.
- Извини, крофка, - он треплет её по волосам и полощет рот газировкой, - не вынофу вид крови. Сраву нафинает мутить.
Она опускает голову и прячет удачно скрывшими лицо волосами улыбку. Почему-то ей кажется это невероятно милым.
UPD. Влюблённость, семнадцать лет и конец. Да, вот так внезапне. ~650 слов. Спасибо Ланселоту за помощь.
Поцелуй за помощьВлюбиться в Ричмонда - это на самом деле не выбор, а вопрос времени. Знай она о любви чуть больше, чем совсем ничего, она бы, наверное, предугадала это, попыталась что-то сделать. Но Газель было не до развития отношений, когда она занималась гимнастикой и вещами, которые обычно предназначены для мальчиков: стрельба, фехтование, рукопашный бой, самооборона. Она считала, что острых лезвий и пластичности достаточно, но не стала спорить с Ричем. Почему бы и нет? Не на свидания же в таком виде бегать.
А потом начинает расти грудь, появляются месячные, и, слава богу, что у них разные ванные и мусорки, потому что от некоторых использованных предметов гигиены Рича выворачивало бы довольно часто. Один случайный взгляд, и... Не помогла бы даже закрытая крышка урны.
Гормоны бушуют и диктуют свои правила, но Газель... Она не любит, она именно влюбляется. Вспоминая всё, что Рич сделал для неё, она странным образом переплетает в своей голове подростковый период и изменения в теле с благодарностью за спасение. Из приюта, из круга неполноценных, из жестокого общества, которое теперь может только в бессильной зависти скалить зубы.
Газель обходит стол после ужина, промокнув губы салфеткой, и склоняется к Ричу, собираясь поцеловать, но тот отодвигается и для надёжности сжимает её плечо пальцами.
- Уоу-уоу, Газель, фто ты делаеф?
Вопрос озадачивает, хотя она знает, что Рич спрашивает не о самом действие, а о его предпосылках.
- Если тебе нужен опыт, давай луффе закажем кого-нибудь. Тебе ведь сейфас...
- Семнадцать, - услужливо подсказывает она, выпрямляясь и больше не представляя угрозы для Рича.
- Тофно, - он кивает, словно цифра и сама вертелась у него на языке, но он никак не мог произнести её вслух. - Гормоны, всё такое, да? Я тове через это проходил.
- Но я ведь могу когда-нибудь поцеловать тебя? - Газель чувствует себя разбитой и отвергнутой, и слова, как ей кажется, звучат жалко. Как мольба или скулёж промокшего под дождём щенка, просившегося в тёплый дом, после того как его выкинули на улицу. - Хотя бы в уголок губ?
- Ну, если помовеф мне спасти мир... Не сейфас. Мы подойдём к этому постепенно.
Она принимает это за обещание, совсем не шутку, и уходит в комнату.
Со временем влюблённость выветривается, Газель растёт, становится взрослее и женственнее. Умнее. Она понимает, что действительно хотела смешать одно с другим, а это глупо и неправильно. Ей просто хотелось внимания Рича, занятого какими-то своими фондами, благотворительными мероприятиями и экологическими проблемами. Ей не очень интересно это слушать, и вообще несколько дней она проводит в глупой паранойе, что Рич наберёт себе ещё детей, как она, будет любить их больше, устроит целый выводок и совсем про неё забудет, выпнув из своей жизни так же легко, как и впустив в неё.
Но он гордится ею. Для него она всегда остаётся его маленькой и милой смертоносной машиной, как бы странно это ни звучало. Она может отрезать руку не понравившемуся мужчине, лишить его головы. Может поставить в недвусмысленное положение, вытянув ногу и приставив кончик своего самого лучшего оружия прямо к горлу. Ей нравится сила, заключённая в её ногах, с которыми за пару десятков лет она она срослась и окончательно стала единым целым. Ей нравится, что она может принести пользу и защитить себя. А пластичность, кстати, восхищает партнёров на одну ночь, которые мыслят шире стереотипов с идеальной фигурой и здоровыми конечностями.
Газель как-то глупо и не к месту вспоминает обещание Рича, когда они уже почти у самой цели, и назойливый мальчишка мешает их планам. Наверное, Рич, годами планировавший это, имел в виду помощь как раз в таком деле.
Она говорит ему оставаться, а сама отправляется на схватку. Она уверена, что это будет быстро: парнишка так юн, и красивый костюм не сделает из него героя.
Но, чувствуя, как тело постепенно немеет, а внутренности скручивает в тугой узел, и явно не от счастья, она понимает, что проиграла.
Она представляет, как целует Рича, уже без былого чувства, без примеси гормонов, но всё же с благодарностью и толикой нежности, обхватив лицо руками, и губы покалывает.
Впрочем, куда вероятнее, что это действие яда.