Мои двери всегда для вас открыты. Выходите ©
Пишет silverspoon:
--
Изначальный текст заявкиГарри, Эггзи. Asylum!AU. Гарри - бывший военный, вынужденный убивать людей, иначе умрёт сам. Вернуться к нормальной жизни и привыкнуть к обычному ритму, стать "гражданским" он не смог. Кингсмана не существует, он выдумал его себе, чтобы продолжить яркую, полную опасностей, тревог и адреналина жизнь. Как попадает в психиатрическую лечебницу Эггзи - на ваше усмотрение. Возможно, он замкнулся в собственном мире после избиений и насилия маминых ухажёров. Гарри почему-то заинтересовывается им и вписывает в свой мир, тем самым спасая от жестоких воспоминаний и кошмаров. Плюшек автору, если умудрпится вписать в это AU и других агентов (Мерлин, Артур, Персиваль) и сможет описать в конце качающих головой врачей, которые уже начали думать, что Гарри пошёл на поправку.
Пишет silverspoon:
14.03.2015 в 20:19
Заказчик, это просто чудесная заявка!
Спасибо вам. Влюбилась в нее еще на стадии подачи, и поклялась, что выполню ее, даже если не возьмут.
В итоге получился не совсем крэк... Или все-таки крэк. Мало Гарри, никаких пейрингов, препирательств достаточно. На всякий случай, извините, коль чо не так.
Исполнение 1. 1559 слов.
Агенты Кингсман, crack, AU, H! По какой-то причине все имеющиеся агенты Кингсман в Англии вынуждены залезть в один и тот же поезд, хоть и личный, под ателье.
Если вообще не в вагон. Толкучка, как у нормальных людей, скандалы.
Пример:
- Я хочу сидеть с Ланселотом!..
- Благодарите бога, что вы вообще успели сесть...
- Сэр Персиваль, пересядьте, во имя всего святого, не устраивайте балаган...
- Гарри, прекрати пихать меня зонтом и делать вид, что ты случайно!..- Вот и приехали, - резюмировал ситуацию Эгззи, разбив драматичное молчание.
Обычно совещание рыцарей проходило в форме он-лайн конференции, каждый подключался откуда мог и как мог – Эггзи на всю жизнь запомнил скрючившуюся под немыслимым углом фигуру сэра Гавейна, который прятался во время прилива в пиратском гроте, где-то в Малайзии. Он невозмутимо извинился за свое положение и еще и вставлял ехидные ремарки относительно темы собрания. Но раз в год и палка стреляет, и Мерлин всем повелел явиться в поместье ради какого-то важного дела. Сказал он это таким не терпящим пререканий тоном, что все рыцари закончили миссии, словно сверяясь по часам, и одновременно прибыли в ателье. И застряли перед гребаным поездом. Охренеть.
Поезд, а точнее транспортная капсула, был рассчитан на четверых, агентов было десять, и, по мнению Эггзи, вполне можно было поиграть в метро в час пик, но доблестных джентльменов, что называется, поперло. Сказалось ли напряжение последних дней, или вылезли старые обиды и склоки (возможно, причина частых он-лайн конференций была именно в этом), но сейчас рыцари с наслаждением выясняли отношения, отказываясь даже залезать в чертово транспортное средство.
- Я доберусь своим ходом.
- Пожалуйста, сэр Гавейн, никто вас удерживать не будет. И ждать вашего появления тоже.
- Специально чтобы не видеть вашу кислую мину, сэр Кей, я готов еще и погулять пару часов на Пикадилли.
- Это несправедливо. Бывший Галахад постоянно опаздывал. Каждый раз! И что ему? Да ничего!
- Бывший Галахад уже везде успел.
- Так, прекратите! Все мы знаем, что начальство закрывает глаза на мелкие промашки каждого из нас. Галахаду прощали опоздания, Персивалю спускают небрежность в одежде, Гавейну - постоянную паранойю, а Кею – препирательства с Гавейном. Сэру Борсу прощают беспробудное пьянство, Борс, можно хотя бы сейчас держать себя в руках?
- Что? – Борс, ныне самый старший из агентов и глава берлинского отделения, отстранился от фляжки и вытер губы. – У меня слабое здоровье, мне врач рекомендовал.
- У вас отличное здоровье, сэр Борс, раз вы до сих пор живы после такого количества потребляемого алкоголя.
- Джентльмены, не отвлекаемся. Кто поедет на поезде, а кто побежит следом? Может, бросим монетку?
- А может, тетрис? - тихо спросила Рокси.
Все агенты повернулись к ней.
- Что вы хотите сказать, Ланселот?
- Ну, тетрис же, - вмешался Эггзи и попытался напеть когда-то врезавшуюся на подкорку мелодию: – Тым-тырыдым-тырыдым-тым-тым-тырым…
- Вам нехорошо, Галахад? – строго осведомился сэр Бедивер, глядя на Эггзи уничижительным взглядом. Но того уже несло. Они с Рокси часто разыгрывали эту карту на совещаниях: она молчала и изредка вставляла что-то дельное, а он бесил всех какой-нибудь идиотской фразочкой, неуемным энтузиазмом и «случайно» прорывающимся плебейским акцентом.
- Мне отлично, сэр. Но, правда, это же как в лекциях TED, тим-билдинг! Раз мы все вместе должны проехаться в этом поезде, то почему бы не сделать это с комфортом.
- Здесь четыре места, Галахад, - Эггзи видел, каких трудов стоило сэру Кею не сбиться на обращение «юноша» или что похуже. – А нас, как вы видите, десять.
- И что? Вы никогда не слышали анекдот про шестнадцать пьяных ирландцев, старую машину и полицейского? Там еще и на скрипке один ухитрялся играть.
- Вы это сейчас к чему? – заинтересовано спросил Борс, возможно, потому что услышал что-то про выпивку.
- К тому, что мы все здесь поместимся. Надо просто компактнее… укомплектоваться.
Молчание.
- Я могу сесть к кому-нибудь на руки, - сказала героическая Рокси.
- Отлично! – Эггзи хлопнул в ладоши. – Давайте, сэр Борс, садитесь в дальнее левое кресло. Сэр Агравейн, вы в крайнее правое.
- Почему это Агравейн садится?! – возмутился Кей.
- Потому что он набрал мышечную массу для внедрения в американскую школу борьбы, и если он встанет в проходе, то в транспорт больше никто не влезет, - отбрил Эггзи. – Вы с сэром Персивалем можете сесть в ближнее левое кресло.
- Почему с Персивалем? И тем более рядом с Борсом!
- Хотите сесть с Гавейном в правое? Нет? Я так и думал.
Рокси юркнула в кабинку, царственно села на правое колено сэра Борса и отобрала у него фляжку.
- Допьете, как доедем, - строго сказала она.
- Как скажете, леди, - довольно усмехнулся Борс.
Мордред, Гарет и Бедивер с трудом, но впихнулись в проход, напоминая утреннее лондонское метро. Эггзи почти умилился, когда вдруг заметил, что ему места не осталось.
- Галахад, а вы? – раздался вопрос откуда-то из кучи тел в поезде.
- А я… видимо, пешком, - хохотнул Эггзи. – Продолжу традицию Галахадов.
- Не выдумывайте, - Мордред изогнулся, и из-за его спины показалась рука сэра Борса. – Хватайтесь.
Эггзи осторожно схватился, на всякий случай не касаясь перстня, и в следующий момент его рванули на себя с такой силой, что он сам не понял, как оказался в вагоне. Висящим в прямом смысле слова между Мордредом и Бедивером. Двери за его, хм, ногами закрылись.
- Поехали! – весело крикнул Гарет.
- Мордред, извините, что давлю вам в бок, - покаянно сказал Эггзи, стараясь не шевелиться.
- Ничего страшного, я всегда могу спихнуть вас на колени к Кею.
- Буду благодарен, если вы этого не сделаете.
- Я стараюсь изо всех сил.
- Вам не кажется, что здесь немного жарко, джентльмены? – это уже сэр Арагвейн, мастер светских бесед.
- Да что вы говорите, - пропыхтел Гавейн, на которого случайно навалился Гарет. – Может, вы немного подвинетесь?
- Не могу, иначе придавлю Галахада Бедивером.
- С Галахадом ничего не случится, я вас уверяю. Ему даже полезно.
- Позвольте не согласиться, - Эггзи шевельнул ногой и провалился вперед, утыкаясь лицом в колени Рокси. – Привет, Ланселот. Как твое ничего?
- Весьма ничего. Коньяку?
- Эй! – Борс возмущенно завозился, Рокси на нем заерзала, а Эггзи едва не съехал макушкой в пол.
- Я пошутила, сэр Борс.
С другой стороны от Эггзи происходили свои разборки.
- Персиваль, вы наступили мне на ногу.
- Позвольте заметить, я сижу, сэр Кей.
- Так ведь я тоже!
- Я сижу на вашей ноге!
- Ох, черт… Почему на моей ноге не сидит Ланселот?
- Мне кажется, или поезд как-то слишком медленно едет? Здесь может быть перегруз? Он может остановиться?
- Это вам что, лифт? Перестаньте каркать, Мордред.
В следующее мгновение поезд действительно затормозил, потому что Эггзи сначала вжало в Мордреда, а потом тряхнуло обратно в сторону Рокси.
- Ланселот, Борс, извините.
- А передо мной вы не хотите извиниться, Галахад, за то, что ваши ботинки на моем пиджаке? – недовольно поинтересовался Кей.
- Скажите спасибо, что это оксфорды, а не броуги, - насмешливо поддел Гавейн.
- Теперь самое интересное, джентльмены: как нам выбираться? – спокойно вопросил Персиваль.
Эгззи, зажатый между рыцарями, сейчас никак не мог скоординировать их действия, поэтому молча терпел колебания своего тела в пространстве.
- Пусть первым выходит Кей.
- А чего это Кей всегда первым?
- Потому что он сидит ближе всего к двери! Он и Гавейн. Ой, зачем я…
- Я выйду первым, - сказал Гавейн и попытался встать, вжав Гарета в Бедивера.
- Да, это был крайне неосмотрительный поступок, сэр Агравейн: сказать при Гавейне, что Кей в чем-то его первее, пусть даже относительно расстояния к двери.
- Может, мы с Борсом тебя вытолкнем, как пробку от шампанского? – добрым голосом предложила Рокси.
- Я застряну в Мордреде, - мрачно сказал Эггзи.
- Да, было бы неприятно.
Рыцари так и не договорились, кто же выйдет первым, поэтому к двери двинулись сразу трое, вследствие чего Эггзи сначала почувствовал, что еще немного, и его ноги не выдержат, а потом все-таки упал, стукнувшись лбом об колено Рокси.
- Прости, Рокс.
- Пустяки. Голова цела?
- Что ей сделается… Сэр Борс, вы как?
- Лучше всех, Галахад, - жизнерадостно отрапортовал тот. – Вас теперь могут уличить в подозрительном фаворитизме в мою сторону. Лучшее место в машине с пьяными ирландцами!
- Должен же был кто-то играть на скрипке.
Окончательно вылезти из поезда Эггзи любезно помог Агравейн – они вышли последними и заняли свои места в шеренге выстроившихся перед Мерлином рыцарей. Начальник координационного отдела смотрел на них с трудноуловимым выражением лица, которое варьировалось от «боже, что за детский сад» до какого-то странного восхищения. Перед ним Эггзи снова почувствовал себя зеленым курсантом, и, судя по лицам агентов, они думали точно так же, даже сэр Борс, который уж никак не мог проходить обучение у этого Мерлина. Или…
- Поздравляю, вы достигли места назначения точно в срок. Рад вас видеть, джентльмены, - невозмутимо сказал Мерлин.
Эггзи сглотнул, подсознательно ожидая, что сейчас Мерлин похвалит его и Рокси за сообразительность, а остальных пожурит и скажет, что Кингсмен - это вам не средняя школа, и в команде они работают отвратительно. Но Мерлин сделал лучше.
- Только на будущее помните, пожалуйста, о том, что поезд может перемещаться в обратном направлении, и вы вполне могли добраться в несколько рейсов.
Молчание.
- Следуйте за мной, - Мерлин эффектно развернулся и пошел по направлению к самолетным ангарам.
Эггзи тяжело вздохнул, Рокси похлопала его по плечу, а потом побежала к сэру Борсу, чтобы отдать ему фляжку. Рыцари молчаливо и величественно пошли следом за Мерлином, как будто не они сейчас толкались и пыхтели в переполненном поезде. Эггзи плелся в конце и вдруг чуть не подпрыгнул от знакомого голоса.
- Из тебя получится неплохой координатор… - сказал Гарри Харт, выходя из-за колоны. – Лет через пятнадцать-двадцать.
- Не издевайтесь. И вообще, прекратите подкрадываться! Вам что, с должностью Артура какие-то суперспособности выдают? Я смотрю, вы и не опоздали.
- Только потому что Мерлин два часа назад отправил за мной вертолет.
Эггзи довольно ухмыльнулся.
- А потом еще и корректировал время собрания, - Гарри притворно вздохнул. – А ты по-прежнему полон сюрпризов. Серьезно, лекции TED?
- Они очень мотивирующие! Если совещание будет слишком скучным, обещаю скинуть вам на очки.
- Договорились. Только не Джорджа Карлина, как в прошлый раз!

В итоге получился не совсем крэк... Или все-таки крэк. Мало Гарри, никаких пейрингов, препирательств достаточно. На всякий случай, извините, коль чо не так.
Исполнение 1. 1559 слов.
Агенты Кингсман, crack, AU, H! По какой-то причине все имеющиеся агенты Кингсман в Англии вынуждены залезть в один и тот же поезд, хоть и личный, под ателье.
Если вообще не в вагон. Толкучка, как у нормальных людей, скандалы.
Пример:
- Я хочу сидеть с Ланселотом!..
- Благодарите бога, что вы вообще успели сесть...
- Сэр Персиваль, пересядьте, во имя всего святого, не устраивайте балаган...
- Гарри, прекрати пихать меня зонтом и делать вид, что ты случайно!..- Вот и приехали, - резюмировал ситуацию Эгззи, разбив драматичное молчание.
Обычно совещание рыцарей проходило в форме он-лайн конференции, каждый подключался откуда мог и как мог – Эггзи на всю жизнь запомнил скрючившуюся под немыслимым углом фигуру сэра Гавейна, который прятался во время прилива в пиратском гроте, где-то в Малайзии. Он невозмутимо извинился за свое положение и еще и вставлял ехидные ремарки относительно темы собрания. Но раз в год и палка стреляет, и Мерлин всем повелел явиться в поместье ради какого-то важного дела. Сказал он это таким не терпящим пререканий тоном, что все рыцари закончили миссии, словно сверяясь по часам, и одновременно прибыли в ателье. И застряли перед гребаным поездом. Охренеть.
Поезд, а точнее транспортная капсула, был рассчитан на четверых, агентов было десять, и, по мнению Эггзи, вполне можно было поиграть в метро в час пик, но доблестных джентльменов, что называется, поперло. Сказалось ли напряжение последних дней, или вылезли старые обиды и склоки (возможно, причина частых он-лайн конференций была именно в этом), но сейчас рыцари с наслаждением выясняли отношения, отказываясь даже залезать в чертово транспортное средство.
- Я доберусь своим ходом.
- Пожалуйста, сэр Гавейн, никто вас удерживать не будет. И ждать вашего появления тоже.
- Специально чтобы не видеть вашу кислую мину, сэр Кей, я готов еще и погулять пару часов на Пикадилли.
- Это несправедливо. Бывший Галахад постоянно опаздывал. Каждый раз! И что ему? Да ничего!
- Бывший Галахад уже везде успел.
- Так, прекратите! Все мы знаем, что начальство закрывает глаза на мелкие промашки каждого из нас. Галахаду прощали опоздания, Персивалю спускают небрежность в одежде, Гавейну - постоянную паранойю, а Кею – препирательства с Гавейном. Сэру Борсу прощают беспробудное пьянство, Борс, можно хотя бы сейчас держать себя в руках?
- Что? – Борс, ныне самый старший из агентов и глава берлинского отделения, отстранился от фляжки и вытер губы. – У меня слабое здоровье, мне врач рекомендовал.
- У вас отличное здоровье, сэр Борс, раз вы до сих пор живы после такого количества потребляемого алкоголя.
- Джентльмены, не отвлекаемся. Кто поедет на поезде, а кто побежит следом? Может, бросим монетку?
- А может, тетрис? - тихо спросила Рокси.
Все агенты повернулись к ней.
- Что вы хотите сказать, Ланселот?
- Ну, тетрис же, - вмешался Эггзи и попытался напеть когда-то врезавшуюся на подкорку мелодию: – Тым-тырыдым-тырыдым-тым-тым-тырым…
- Вам нехорошо, Галахад? – строго осведомился сэр Бедивер, глядя на Эггзи уничижительным взглядом. Но того уже несло. Они с Рокси часто разыгрывали эту карту на совещаниях: она молчала и изредка вставляла что-то дельное, а он бесил всех какой-нибудь идиотской фразочкой, неуемным энтузиазмом и «случайно» прорывающимся плебейским акцентом.
- Мне отлично, сэр. Но, правда, это же как в лекциях TED, тим-билдинг! Раз мы все вместе должны проехаться в этом поезде, то почему бы не сделать это с комфортом.
- Здесь четыре места, Галахад, - Эггзи видел, каких трудов стоило сэру Кею не сбиться на обращение «юноша» или что похуже. – А нас, как вы видите, десять.
- И что? Вы никогда не слышали анекдот про шестнадцать пьяных ирландцев, старую машину и полицейского? Там еще и на скрипке один ухитрялся играть.
- Вы это сейчас к чему? – заинтересовано спросил Борс, возможно, потому что услышал что-то про выпивку.
- К тому, что мы все здесь поместимся. Надо просто компактнее… укомплектоваться.
Молчание.
- Я могу сесть к кому-нибудь на руки, - сказала героическая Рокси.
- Отлично! – Эггзи хлопнул в ладоши. – Давайте, сэр Борс, садитесь в дальнее левое кресло. Сэр Агравейн, вы в крайнее правое.
- Почему это Агравейн садится?! – возмутился Кей.
- Потому что он набрал мышечную массу для внедрения в американскую школу борьбы, и если он встанет в проходе, то в транспорт больше никто не влезет, - отбрил Эггзи. – Вы с сэром Персивалем можете сесть в ближнее левое кресло.
- Почему с Персивалем? И тем более рядом с Борсом!
- Хотите сесть с Гавейном в правое? Нет? Я так и думал.
Рокси юркнула в кабинку, царственно села на правое колено сэра Борса и отобрала у него фляжку.
- Допьете, как доедем, - строго сказала она.
- Как скажете, леди, - довольно усмехнулся Борс.
Мордред, Гарет и Бедивер с трудом, но впихнулись в проход, напоминая утреннее лондонское метро. Эггзи почти умилился, когда вдруг заметил, что ему места не осталось.
- Галахад, а вы? – раздался вопрос откуда-то из кучи тел в поезде.
- А я… видимо, пешком, - хохотнул Эггзи. – Продолжу традицию Галахадов.
- Не выдумывайте, - Мордред изогнулся, и из-за его спины показалась рука сэра Борса. – Хватайтесь.
Эггзи осторожно схватился, на всякий случай не касаясь перстня, и в следующий момент его рванули на себя с такой силой, что он сам не понял, как оказался в вагоне. Висящим в прямом смысле слова между Мордредом и Бедивером. Двери за его, хм, ногами закрылись.
- Поехали! – весело крикнул Гарет.
- Мордред, извините, что давлю вам в бок, - покаянно сказал Эггзи, стараясь не шевелиться.
- Ничего страшного, я всегда могу спихнуть вас на колени к Кею.
- Буду благодарен, если вы этого не сделаете.
- Я стараюсь изо всех сил.
- Вам не кажется, что здесь немного жарко, джентльмены? – это уже сэр Арагвейн, мастер светских бесед.
- Да что вы говорите, - пропыхтел Гавейн, на которого случайно навалился Гарет. – Может, вы немного подвинетесь?
- Не могу, иначе придавлю Галахада Бедивером.
- С Галахадом ничего не случится, я вас уверяю. Ему даже полезно.
- Позвольте не согласиться, - Эггзи шевельнул ногой и провалился вперед, утыкаясь лицом в колени Рокси. – Привет, Ланселот. Как твое ничего?
- Весьма ничего. Коньяку?
- Эй! – Борс возмущенно завозился, Рокси на нем заерзала, а Эггзи едва не съехал макушкой в пол.
- Я пошутила, сэр Борс.
С другой стороны от Эггзи происходили свои разборки.
- Персиваль, вы наступили мне на ногу.
- Позвольте заметить, я сижу, сэр Кей.
- Так ведь я тоже!
- Я сижу на вашей ноге!
- Ох, черт… Почему на моей ноге не сидит Ланселот?
- Мне кажется, или поезд как-то слишком медленно едет? Здесь может быть перегруз? Он может остановиться?
- Это вам что, лифт? Перестаньте каркать, Мордред.
В следующее мгновение поезд действительно затормозил, потому что Эггзи сначала вжало в Мордреда, а потом тряхнуло обратно в сторону Рокси.
- Ланселот, Борс, извините.
- А передо мной вы не хотите извиниться, Галахад, за то, что ваши ботинки на моем пиджаке? – недовольно поинтересовался Кей.
- Скажите спасибо, что это оксфорды, а не броуги, - насмешливо поддел Гавейн.
- Теперь самое интересное, джентльмены: как нам выбираться? – спокойно вопросил Персиваль.
Эгззи, зажатый между рыцарями, сейчас никак не мог скоординировать их действия, поэтому молча терпел колебания своего тела в пространстве.
- Пусть первым выходит Кей.
- А чего это Кей всегда первым?
- Потому что он сидит ближе всего к двери! Он и Гавейн. Ой, зачем я…
- Я выйду первым, - сказал Гавейн и попытался встать, вжав Гарета в Бедивера.
- Да, это был крайне неосмотрительный поступок, сэр Агравейн: сказать при Гавейне, что Кей в чем-то его первее, пусть даже относительно расстояния к двери.
- Может, мы с Борсом тебя вытолкнем, как пробку от шампанского? – добрым голосом предложила Рокси.
- Я застряну в Мордреде, - мрачно сказал Эггзи.
- Да, было бы неприятно.
Рыцари так и не договорились, кто же выйдет первым, поэтому к двери двинулись сразу трое, вследствие чего Эггзи сначала почувствовал, что еще немного, и его ноги не выдержат, а потом все-таки упал, стукнувшись лбом об колено Рокси.
- Прости, Рокс.
- Пустяки. Голова цела?
- Что ей сделается… Сэр Борс, вы как?
- Лучше всех, Галахад, - жизнерадостно отрапортовал тот. – Вас теперь могут уличить в подозрительном фаворитизме в мою сторону. Лучшее место в машине с пьяными ирландцами!
- Должен же был кто-то играть на скрипке.
Окончательно вылезти из поезда Эггзи любезно помог Агравейн – они вышли последними и заняли свои места в шеренге выстроившихся перед Мерлином рыцарей. Начальник координационного отдела смотрел на них с трудноуловимым выражением лица, которое варьировалось от «боже, что за детский сад» до какого-то странного восхищения. Перед ним Эггзи снова почувствовал себя зеленым курсантом, и, судя по лицам агентов, они думали точно так же, даже сэр Борс, который уж никак не мог проходить обучение у этого Мерлина. Или…
- Поздравляю, вы достигли места назначения точно в срок. Рад вас видеть, джентльмены, - невозмутимо сказал Мерлин.
Эггзи сглотнул, подсознательно ожидая, что сейчас Мерлин похвалит его и Рокси за сообразительность, а остальных пожурит и скажет, что Кингсмен - это вам не средняя школа, и в команде они работают отвратительно. Но Мерлин сделал лучше.
- Только на будущее помните, пожалуйста, о том, что поезд может перемещаться в обратном направлении, и вы вполне могли добраться в несколько рейсов.
Молчание.
- Следуйте за мной, - Мерлин эффектно развернулся и пошел по направлению к самолетным ангарам.
Эггзи тяжело вздохнул, Рокси похлопала его по плечу, а потом побежала к сэру Борсу, чтобы отдать ему фляжку. Рыцари молчаливо и величественно пошли следом за Мерлином, как будто не они сейчас толкались и пыхтели в переполненном поезде. Эггзи плелся в конце и вдруг чуть не подпрыгнул от знакомого голоса.
- Из тебя получится неплохой координатор… - сказал Гарри Харт, выходя из-за колоны. – Лет через пятнадцать-двадцать.
- Не издевайтесь. И вообще, прекратите подкрадываться! Вам что, с должностью Артура какие-то суперспособности выдают? Я смотрю, вы и не опоздали.
- Только потому что Мерлин два часа назад отправил за мной вертолет.
Эггзи довольно ухмыльнулся.
- А потом еще и корректировал время собрания, - Гарри притворно вздохнул. – А ты по-прежнему полон сюрпризов. Серьезно, лекции TED?
- Они очень мотивирующие! Если совещание будет слишком скучным, обещаю скинуть вам на очки.
- Договорились. Только не Джорджа Карлина, как в прошлый раз!
--
Изначальный текст заявкиГарри, Эггзи. Asylum!AU. Гарри - бывший военный, вынужденный убивать людей, иначе умрёт сам. Вернуться к нормальной жизни и привыкнуть к обычному ритму, стать "гражданским" он не смог. Кингсмана не существует, он выдумал его себе, чтобы продолжить яркую, полную опасностей, тревог и адреналина жизнь. Как попадает в психиатрическую лечебницу Эггзи - на ваше усмотрение. Возможно, он замкнулся в собственном мире после избиений и насилия маминых ухажёров. Гарри почему-то заинтересовывается им и вписывает в свой мир, тем самым спасая от жестоких воспоминаний и кошмаров. Плюшек автору, если умудрпится вписать в это AU и других агентов (Мерлин, Артур, Персиваль) и сможет описать в конце качающих головой врачей, которые уже начали думать, что Гарри пошёл на поправку.
Пишет silverspoon:
17.03.2015 в 22:23
Гарри, Эггзи. Asylum!AU. Гарри - бывший военный, вынужденный убивать людей, иначе умрёт сам.
Не вычитано (ненавижу перечитывать собственные тексты), небечено, написано в настоящем времени; смысла нет, счастья нет, совести нет.
Автор хотел бы сказать, что ему жаль, но ему не жаль.
Простите, заказчик, можете бить пыльными тапками и ржавыми ложками, потому что автор наверняка сделал все не то, половина — не заявочное от слов "мимо проходило", но меня тащило три дня, и вот он - автор, со слезами вползает в комнату под The Darkness 2 (OST) – Asylum и просит простить за весь нижеизложенный бред; и вообще, прямой репортаж со дна.
Исполнение 1. 1586 слов.
ТыцЭггзи боится прикосновений. Он не знает, когда это началось, но знает, что каждое касание чужих рук или пальцев к его коже ощущается, словно маленький импульс. Точка прикосновения посылает тысячи электрических сигналов, которые расходятся по телу маленькими болящими змейками. Ему кажется, что вместо эпидермиса на его теле нарисована компьютерная схема, и каждый нерв подключен к ней, и отзывается на каждый контакт болью и желанием отдернуться.
Сначала Эггзи терпит, потому что отчим говорит, что так надо, потому что мама ничего не говорит против. Отчим обнажает его, а вместе с ним — и его схему, посылает импульсы и делает больно. Отчим делает с ним вещи, о которых не говорят с учителем, потому что мама говорит, что это стыдно.
К моменту, когда Эггзи начинает все осознавать, уже поздно, и его тело защищается от всего, принося ему намного меньшую боль, и это, думает Эггзи, очень даже хороший обмен.
Ощущения удовлетворенности не хватает надолго, потому что со временем ему становится больно от собственных касаний. Эггзи кричит, Эггзи плачет, Эггзи пытается выдрать из-под кожи эту ненавистную схему. Он раздирает себя до крови, но этого мало, потому что так только совсем немного легче, — и Эггзи продолжает, дерет, и дерет, и дерет. Мама рыдает и просит его остановиться, отчим боится пошевелиться от шока, а Эггзи все не легче, и он просто хочет умереть, потому что так будет лучше.
Лучше не становится, даже когда он пытается перерезать «провода» канцелярским ножом, потому что у мамы не выдерживают нервы, а отчим орет, насколько же он больной ублюдок, и вызывает скорую. Ну, Эггзи думает, что это скорая, но врачи там не добрые, как в детстве, они не дают шоколадку, не говорят с ним ласково и не смотрят с жалостью при виде синяков по всему телу. Эти врачи не дают ему даже рассказать об импульсах, они вкалывают ему что-то, и Эггзи теряет сознание с каким-то облегчением, потому что добрые врачи поняли его без слов и избавили от боли. Хотя бы на время. Эггзи обязательно разберется со всем, когда очнется, он только чуть-чуть отдохнет.
***
Эггзи отдыхает четыре с половиной месяца, его осматривают по меньшей мере четырнадцать врачей, он меняет семь палат, но так ни в чем и не разбирается. Он знает только одно — нельзя давать себя касаться, потому что больно. Прикосновения всегда приносят одни неприятности, и Эггзи просит, просит их прекратить, не трогать его, оставить его в покое, он срывается и кричит им уйти и не запускать программу. На него смотрят с жалостью, а спустя сто двадцать семь дней опускают руки. Мама его так и не навестила.
Они говорят, что это реабилитационный центр, почти санаторий. Эггзи слишком поздно начал понимать, что правильно, а что — нет, но даже он умеет видеть ложь. Ему лгут, с доброжелательным оскалом, от него избавляются. Даже Эггзи не настолько «поврежден», чтобы не понимать, куда его везут.
Лечебница называется Kingsman, она совсем не похожа на свои фотографии (которые, кажется, были сделаны лет сорок назад), и она выглядит отвратительно домашней. Обшарпанные стены, зарешеченные окна, неподвижные люди на скамейках в саду и персонал с лицами отчаявшихся людей. Эггзи впервые не боится. Эггзи впервые кажется, что тут ему будет удобно, тут услышат его просьбу не касаться.
Его палата не намного больше его комнаты, разве что стерильнее и пахнет безысходностью. Эггзи нравится. Эггзи комфортно.
Эггзи впервые спит безболезненно, его кожа болит, но не будит его посреди ночи, и это настолько прекрасно, что он позволяет улыбнуться самому себе в мутном отражении надтреснутого стекла в окне. Возможно, все еще даже будет хорошо.
***
Впервые Эггзи видит его спустя два дня в комнате отдыха. За окном хлещет ливень, в зале играет какая-то надоедливая французская песенка, а больные (отдыхающие, Эггзи, отдыхающие) сидят небольшими группами, играя то в шахматы, то в скрэббл.
И только он сидит в полном одиночестве, но с таким видом, будто ему никто и не нужен. Идеально прямая спина, сложенные на коленях руки, безэмоциональное лицо. На нем стандартная больничная роба и огромные и дурацкие, по мнению Эггзи, очки. Он бы не стал подходить, но свободных мест больше не было. Эггзи осторожно садится в кресло напротив и опускает взгляд на свои руки, тщательно контролируя прикосновения кожи к предметам, а особенно — к собственным рукам. Импульсы под кожей все еще ждут его ошибки.
Как только Эггзи появляется перед странным (хотя это слово звучит отвратительно неестественно в этих стенах) мужчиной, тот будто оживает и переводит на Эггзи пустой взгляд. Теперь видно, что от очков на нем только потрескавшаяся оправа с надломанной дужкой и отсутствующими стеклами.
— Почему вы не спросили, прежде чем сесть? — его голос глубокий, но такой же пустой, как и лицо.
Эггзи почему-то сглатывает и сосредотачивается на том, чтобы сидеть без движения, потому что он не может себе позволить даже потеребить полы халата — будет больно.
— А смысл? — Он давно ни с кем не разговаривал, и поэтому голос сиплый и срывающийся, но Эггзи даже не заботится о том, чтобы откашляться.
— Манеры — лицо мужчины.
Эггзи приподнимает брови, но ничего не отвечает, просто потому что не знает, что. Он аккуратно откидывается на спинку кресла, уменьшая трение кожи о ткань, и прикрывает глаза, чтобы просто послушать дождь. Ни дыхания, ни движений мужчины напротив он не слышит.
***
Его зовут Гарри Харт, он — бывший военный и испытывает потребность убивать людей, чтобы выживать, — он был сам в этом уверен, — за что он и попал сюда «на отдых». Все это Эггзи узнал от Рокси — его любимой медсестры, которая заботится о них больше, чем весь остальной персонал вместе взятый.
Гарри живет в мире иллюзий, чтобы не сорваться, и зовет себя Галахадом. Он считает себя тайным агентом, а всех вокруг — героями его фантазий, и никто не спешит его переубедить, потому что никто никогда не верит детям и пациентам лечебниц.
Спустя несколько дней после первой встречи Эггзи снова подходит к нему и принципиально не спрашивает разрешения, чтобы присесть. В этот раз Гарри молчит, но не отводит взгляд — они смотрят друг другу в глаза, и Эггзи не решается прекратить это. Потому что Гарри хороший, он это знает, потому что Гарри не сделает ему больно, и Гарри понимает. Они сидят так около часа, молча глядя друг на друга, запоминая и анализируя, раскладывая по полочкам, пока Гарри вдруг не улыбается, — это ужасно непривычно, и Эггзи вздрагивает, но не отшатывается, и он гордится собой за это, — и не уходит. Эггзи часто моргает, смотря ему вслед, и только сейчас понимает, что все время их немой беседы он не контролировал себя. И ему не было больно. Впервые за многие годы Эггзи не опасался импульсов.
***
Гарри появляется у двери в его палату на следующий вечер, вежливо стучит и просит разрешения войти. Эггзи молча пропускает мужчину внутрь, по привычке отходя намного дальше, чем другие люди — чтобы случайно не прикоснуться.
Гарри присаживается на краешек кровати вполоборота и выжидающе смотрит на Эггзи. Тот медлит несколько секунд, потом закрывает дверь и садится рядом.
Они снова молчат, и Эггзи успевает подумать, что он согласен делать даже это, если их ритуалы молчания позволяют отвлечься от схемы под кожей, когда Гарри начинает говорить.
Он говорит обо всем — о своей жизни до войны, после, о каждом своем убийстве, во всех подробностях и красках, и одобрительно кивает, когда Эггзи не морщится и не ужасается; он говорит о больницах, Эггзи по себе знает эти картинки; он говорит о том, как приехал сюда и начал видеть это. Он рассказывает о тайной организации, о заданиях, о людях, которые его окружают: Артур — их главный (Эггзи узнает в описании главного врача мистера Кинга); Мерлин — несравненный по своему мастерству офицер связи (Джеймс, мужчина, который постоянно сидит у третьего слева окна и ковыряет щепкой лист бумаги); Моргана — единственная в их организации девушка и лучший в Kingsman химик (Рокси, конечно же, она); Валентайн — их главный противник, способы остановки которого они как раз пытаются придумать (самый отвратный из местных психотерапевтов); Газель — его помощница с острыми лезвиями-протезами (парализованная девушка в инвалидной коляске, Эггзи даже не знает ее имени); и он сам — Галахад, один из лучших, гениальный шпион, и просто скромный человек. Эггзи искренне смеется, но Гарри совершенно не обижается, только слегка улыбается и ждет, пока вспышка веселья пройдет. Эггзи уже очень давно искренне не смеялся, и он даже не знал, что это может быть так приятно и легко.
— Они думают, что я не понимаю, что это все — иллюзия, — тихо замечает Гарри, и Эггзи замолкает. — Но это, и правда, помогает не хотеть разорвать кому-то глотку… По-настоящему. Понимаешь? — Гарри пристально смотрит ему в глаза, и Эггзи, конечно, все понимает.
Он повторяет сказанную ему совсем недавно фразу:
— В Kingsman не убивают понапрасну.
Гарри кивает, и Эггзи придвигается ближе, потому что он не уверен, что хочет задавать следующий вопрос громко.
— Почему же ты мне рассказал правду?
Гарри пару раз моргает и, кажется, вздыхает, но Эггзи не уверен, потому что Гарри идеально владеет собой и может скрыть даже такие действия тела, как дыхание.
— Потому что ты появился там. Ты — новый Ланселот, мой мальчик.
Он накрывает ладонь Эггзи своей, и тот неподвижно застывает, потому что понимает две вещи. Они звенят в голове, кричат и шепчут, и Эггзи принимает их, вводя под кожу, как противоядие.
Первое — он готов быть Ланселотом любой вселенной, в которой будет Гарри.
И второе, конечно.
Эггзи не боится прикосновений Гарри. Они совсем не болят.
Не вычитано (ненавижу перечитывать собственные тексты), небечено, написано в настоящем времени; смысла нет, счастья нет, совести нет.
Автор хотел бы сказать, что ему жаль, но ему не жаль.
Простите, заказчик, можете бить пыльными тапками и ржавыми ложками, потому что автор наверняка сделал все не то, половина — не заявочное от слов "мимо проходило", но меня тащило три дня, и вот он - автор, со слезами вползает в комнату под The Darkness 2 (OST) – Asylum и просит простить за весь нижеизложенный бред; и вообще, прямой репортаж со дна.
Исполнение 1. 1586 слов.
ТыцЭггзи боится прикосновений. Он не знает, когда это началось, но знает, что каждое касание чужих рук или пальцев к его коже ощущается, словно маленький импульс. Точка прикосновения посылает тысячи электрических сигналов, которые расходятся по телу маленькими болящими змейками. Ему кажется, что вместо эпидермиса на его теле нарисована компьютерная схема, и каждый нерв подключен к ней, и отзывается на каждый контакт болью и желанием отдернуться.
Сначала Эггзи терпит, потому что отчим говорит, что так надо, потому что мама ничего не говорит против. Отчим обнажает его, а вместе с ним — и его схему, посылает импульсы и делает больно. Отчим делает с ним вещи, о которых не говорят с учителем, потому что мама говорит, что это стыдно.
К моменту, когда Эггзи начинает все осознавать, уже поздно, и его тело защищается от всего, принося ему намного меньшую боль, и это, думает Эггзи, очень даже хороший обмен.
Ощущения удовлетворенности не хватает надолго, потому что со временем ему становится больно от собственных касаний. Эггзи кричит, Эггзи плачет, Эггзи пытается выдрать из-под кожи эту ненавистную схему. Он раздирает себя до крови, но этого мало, потому что так только совсем немного легче, — и Эггзи продолжает, дерет, и дерет, и дерет. Мама рыдает и просит его остановиться, отчим боится пошевелиться от шока, а Эггзи все не легче, и он просто хочет умереть, потому что так будет лучше.
Лучше не становится, даже когда он пытается перерезать «провода» канцелярским ножом, потому что у мамы не выдерживают нервы, а отчим орет, насколько же он больной ублюдок, и вызывает скорую. Ну, Эггзи думает, что это скорая, но врачи там не добрые, как в детстве, они не дают шоколадку, не говорят с ним ласково и не смотрят с жалостью при виде синяков по всему телу. Эти врачи не дают ему даже рассказать об импульсах, они вкалывают ему что-то, и Эггзи теряет сознание с каким-то облегчением, потому что добрые врачи поняли его без слов и избавили от боли. Хотя бы на время. Эггзи обязательно разберется со всем, когда очнется, он только чуть-чуть отдохнет.
***
Эггзи отдыхает четыре с половиной месяца, его осматривают по меньшей мере четырнадцать врачей, он меняет семь палат, но так ни в чем и не разбирается. Он знает только одно — нельзя давать себя касаться, потому что больно. Прикосновения всегда приносят одни неприятности, и Эггзи просит, просит их прекратить, не трогать его, оставить его в покое, он срывается и кричит им уйти и не запускать программу. На него смотрят с жалостью, а спустя сто двадцать семь дней опускают руки. Мама его так и не навестила.
Они говорят, что это реабилитационный центр, почти санаторий. Эггзи слишком поздно начал понимать, что правильно, а что — нет, но даже он умеет видеть ложь. Ему лгут, с доброжелательным оскалом, от него избавляются. Даже Эггзи не настолько «поврежден», чтобы не понимать, куда его везут.
Лечебница называется Kingsman, она совсем не похожа на свои фотографии (которые, кажется, были сделаны лет сорок назад), и она выглядит отвратительно домашней. Обшарпанные стены, зарешеченные окна, неподвижные люди на скамейках в саду и персонал с лицами отчаявшихся людей. Эггзи впервые не боится. Эггзи впервые кажется, что тут ему будет удобно, тут услышат его просьбу не касаться.
Его палата не намного больше его комнаты, разве что стерильнее и пахнет безысходностью. Эггзи нравится. Эггзи комфортно.
Эггзи впервые спит безболезненно, его кожа болит, но не будит его посреди ночи, и это настолько прекрасно, что он позволяет улыбнуться самому себе в мутном отражении надтреснутого стекла в окне. Возможно, все еще даже будет хорошо.
***
Впервые Эггзи видит его спустя два дня в комнате отдыха. За окном хлещет ливень, в зале играет какая-то надоедливая французская песенка, а больные (отдыхающие, Эггзи, отдыхающие) сидят небольшими группами, играя то в шахматы, то в скрэббл.
И только он сидит в полном одиночестве, но с таким видом, будто ему никто и не нужен. Идеально прямая спина, сложенные на коленях руки, безэмоциональное лицо. На нем стандартная больничная роба и огромные и дурацкие, по мнению Эггзи, очки. Он бы не стал подходить, но свободных мест больше не было. Эггзи осторожно садится в кресло напротив и опускает взгляд на свои руки, тщательно контролируя прикосновения кожи к предметам, а особенно — к собственным рукам. Импульсы под кожей все еще ждут его ошибки.
Как только Эггзи появляется перед странным (хотя это слово звучит отвратительно неестественно в этих стенах) мужчиной, тот будто оживает и переводит на Эггзи пустой взгляд. Теперь видно, что от очков на нем только потрескавшаяся оправа с надломанной дужкой и отсутствующими стеклами.
— Почему вы не спросили, прежде чем сесть? — его голос глубокий, но такой же пустой, как и лицо.
Эггзи почему-то сглатывает и сосредотачивается на том, чтобы сидеть без движения, потому что он не может себе позволить даже потеребить полы халата — будет больно.
— А смысл? — Он давно ни с кем не разговаривал, и поэтому голос сиплый и срывающийся, но Эггзи даже не заботится о том, чтобы откашляться.
— Манеры — лицо мужчины.
Эггзи приподнимает брови, но ничего не отвечает, просто потому что не знает, что. Он аккуратно откидывается на спинку кресла, уменьшая трение кожи о ткань, и прикрывает глаза, чтобы просто послушать дождь. Ни дыхания, ни движений мужчины напротив он не слышит.
***
Его зовут Гарри Харт, он — бывший военный и испытывает потребность убивать людей, чтобы выживать, — он был сам в этом уверен, — за что он и попал сюда «на отдых». Все это Эггзи узнал от Рокси — его любимой медсестры, которая заботится о них больше, чем весь остальной персонал вместе взятый.
Гарри живет в мире иллюзий, чтобы не сорваться, и зовет себя Галахадом. Он считает себя тайным агентом, а всех вокруг — героями его фантазий, и никто не спешит его переубедить, потому что никто никогда не верит детям и пациентам лечебниц.
Спустя несколько дней после первой встречи Эггзи снова подходит к нему и принципиально не спрашивает разрешения, чтобы присесть. В этот раз Гарри молчит, но не отводит взгляд — они смотрят друг другу в глаза, и Эггзи не решается прекратить это. Потому что Гарри хороший, он это знает, потому что Гарри не сделает ему больно, и Гарри понимает. Они сидят так около часа, молча глядя друг на друга, запоминая и анализируя, раскладывая по полочкам, пока Гарри вдруг не улыбается, — это ужасно непривычно, и Эггзи вздрагивает, но не отшатывается, и он гордится собой за это, — и не уходит. Эггзи часто моргает, смотря ему вслед, и только сейчас понимает, что все время их немой беседы он не контролировал себя. И ему не было больно. Впервые за многие годы Эггзи не опасался импульсов.
***
Гарри появляется у двери в его палату на следующий вечер, вежливо стучит и просит разрешения войти. Эггзи молча пропускает мужчину внутрь, по привычке отходя намного дальше, чем другие люди — чтобы случайно не прикоснуться.
Гарри присаживается на краешек кровати вполоборота и выжидающе смотрит на Эггзи. Тот медлит несколько секунд, потом закрывает дверь и садится рядом.
Они снова молчат, и Эггзи успевает подумать, что он согласен делать даже это, если их ритуалы молчания позволяют отвлечься от схемы под кожей, когда Гарри начинает говорить.
Он говорит обо всем — о своей жизни до войны, после, о каждом своем убийстве, во всех подробностях и красках, и одобрительно кивает, когда Эггзи не морщится и не ужасается; он говорит о больницах, Эггзи по себе знает эти картинки; он говорит о том, как приехал сюда и начал видеть это. Он рассказывает о тайной организации, о заданиях, о людях, которые его окружают: Артур — их главный (Эггзи узнает в описании главного врача мистера Кинга); Мерлин — несравненный по своему мастерству офицер связи (Джеймс, мужчина, который постоянно сидит у третьего слева окна и ковыряет щепкой лист бумаги); Моргана — единственная в их организации девушка и лучший в Kingsman химик (Рокси, конечно же, она); Валентайн — их главный противник, способы остановки которого они как раз пытаются придумать (самый отвратный из местных психотерапевтов); Газель — его помощница с острыми лезвиями-протезами (парализованная девушка в инвалидной коляске, Эггзи даже не знает ее имени); и он сам — Галахад, один из лучших, гениальный шпион, и просто скромный человек. Эггзи искренне смеется, но Гарри совершенно не обижается, только слегка улыбается и ждет, пока вспышка веселья пройдет. Эггзи уже очень давно искренне не смеялся, и он даже не знал, что это может быть так приятно и легко.
— Они думают, что я не понимаю, что это все — иллюзия, — тихо замечает Гарри, и Эггзи замолкает. — Но это, и правда, помогает не хотеть разорвать кому-то глотку… По-настоящему. Понимаешь? — Гарри пристально смотрит ему в глаза, и Эггзи, конечно, все понимает.
Он повторяет сказанную ему совсем недавно фразу:
— В Kingsman не убивают понапрасну.
Гарри кивает, и Эггзи придвигается ближе, потому что он не уверен, что хочет задавать следующий вопрос громко.
— Почему же ты мне рассказал правду?
Гарри пару раз моргает и, кажется, вздыхает, но Эггзи не уверен, потому что Гарри идеально владеет собой и может скрыть даже такие действия тела, как дыхание.
— Потому что ты появился там. Ты — новый Ланселот, мой мальчик.
Он накрывает ладонь Эггзи своей, и тот неподвижно застывает, потому что понимает две вещи. Они звенят в голове, кричат и шепчут, и Эггзи принимает их, вводя под кожу, как противоядие.
Первое — он готов быть Ланселотом любой вселенной, в которой будет Гарри.
И второе, конечно.
Эггзи не боится прикосновений Гарри. Они совсем не болят.
@темы: Я читаю, Love is..., Kingsman