Мои двери всегда для вас открыты. Выходите ©
Название: Percival's dreams
Автор: [J]Verlorenes Kind[/J]
Направленность: слэш
Фандом: Kingsman: The Secret Service (2015)
Персонажи: Персиваль, Ланселот (Джеймс, Джим), немного Гарри и Артура
Рейтинг: PG
Жанр: angst, deathfic, AU (как относительно времени и событий в фильме, так и в принципе)
Размер: ~1000 слов
Предупреждения: возможен OOC. Смерть персонажа! Авторский headcanon. Намёк на сцену сексуального характера и пара ругательств.
Описание: Персивалю снится сон. И сон ему очень не нравится, но реальность, в которой он проснётся, понравится ему ещё меньше.
Арты: раз, два, три, четыре.
Стандартный вопрос, а хотите ли вы этого, всё ещё в силеПерсивалю довольно редко снятся сны. Он считает это за благо. На кой чёрт ему лица всех, кого он когда-то убил? Запланированно, как того предусматривала операция, или потому, что так сложились обстоятельства - в сущности, неважно. И не то чтобы он чувствует особо сильную вину. Это его работа. Но приятного в кошмарах всё равно мало.
Изредка ему снится прошлое. Какие-то отрывки из скучных семейных ужинов, когда мать рассказывает о прошедшем приёме, а отец рассуждает о политике и велит ему подхватывать и запоминать. Родители никогда не умели слушать друг друга, это единственное, что Персиваль запомнил из жизни в поместье, где было больше комнат, чем людей. Чем ощущения, что там есть жизнь, уют и спокойствие. Даже от стен, казалось, веяло холодом аристократской отчуждённости. Позолоченная лепнина навевала тоску и гадала своими узорами: жить тебе, мальчик, в этой тоске и холоде очень долго. Дольше, чем простираются все твои понятия и представления о времени.
...даже лепнина стремилась научить его жизни, медленно погружаясь в болото уныния.
Но сегодняшние видения отличаются от всего, что когда-либо посещало его в ночи. День проходит тихо и непримечательно. Чай, газета, медитирование у камина. Не выбираются за пределы своих домов даже соседи, с которыми приходится здороваться из вежливости.
Персиваль любит такие дни. Он ценит их после долгих лет службы на работе, где нельзя расслабиться. Где вдохи делаются только на определённый счёт, а на каждую использованную пулю пишется отдельный рапорт.
Засыпая, Персиваль думает о том, что через неделю у него запланирована важная встреча, и, боже, сохрани королеву, потому что, если его спутник не явится, беда грозит всей Британии без исключения.
Во сне Персиваль обнаруживает себя бегущим вслед за Ланселотом. Даже во сне он задумывается о том, как это нелепо, но всё равно бежит, прилагает усилия и вытягивает руку вперёд, стараясь достать, схватить хотя бы за ткань пиджака на спине. И содрать желательно, что за ужасный цвет, в самом деле...
Ланселот останавливается сам и вздыхает. В пространстве сна этот звук почему-то кажется очень громким и безнадёжным. Не как будто он устал идти вперёд, а как будто случилось что-то плохое.
Персиваль не привык полагаться на ощущения и поэтому только издаёт презрительный звук, отгоняя собственные мысли прочь.
- Ланселот, какого чёрта? - он одёргивает пиджак и поправляет галстук, даже сейчас пытаясь выглядеть представительно. После того, как бежал, запыхавшись. Зачем он вообще за ним погнался?
- Перси... - Джеймс оборачивается, кладёт руки на его плечи, спускается ими по груди. Теребит пуговицу, словно нервничает. Поднимает взгляд и улыбается: - Прости меня, Перси, я немного опоздаю на нашу встречу...
Улыбка его становится слегка печальной, и он начинает медленно таять в воздухе. Как чёртов призрак, в которых Персиваль не верит.
- Я не как Галахад, я хотя бы предупредил, - Ланселот смеётся, словно очень удачно пошутил, хотя тема Галахадовских опозданий стара лишь в чуть меньшей степени, чем сам Кингсман.
Персиваль просыпается неожиданно поздно, на часах четыре дня, и голова как будто раскалывается. Видение обрывается так резко, что на секунду он не понимает, как оказался в собственной спальне, в совсем не джентльменской пижаме, а солнце светило уже вовсю.
На душе остаётся какой-то неприятный осадок, и общая несобранность немного выбивает из колеи. Персиваль хмурится, надевает очки и отправляется вниз, на первый этаж, где располагается его уютная маленькая кухня, содержащаяся в полном порядке.
Он заваривает себе чай и делает тосты. И, не успев поставить кружку, замирая на полпути к столу, получает вызов.
- Да, сэр? - он невольно старается выпрямить спину ещё больше, когда понимает, что это звонок от Артура. Тот нечасто выходит на связь, а значит, случилось что-то очень серьёзное.
- Персиваль, прискорбно сообщать, - хотя по голосу Артура этого совсем не скажешь, - но Ланселот погиб на задании. Созывается срочное собрание. В кратчайшее время подключитесь к общей конференции.
- Да, сэр, - отвечает Персиваль и только потом позволяет себе выпустить кружку из ослабевших пальцев. Грохот, раздавшийся в кухне, кажется слишком громким, горячая жидкость радостно и щедро выплёскивается прямо на тапочки с эмблемой организации, а осколки весело скачут по полу. Но всё это совсем не ощущается. Не отмечается сознанием.
Персиваль почему-то очень отчётливо вспоминает дурацкий сон с полупризраком-Ланселотом, и мозг прошивает осознанием, что Джим попрощался с ним. Так он звал его, когда они были наедине: "Джим". Тот смеялся и говорил, что эта форма имени ему очень подходит. Она лёгкая и простая, быстрая, весёлая. Как и он сам. Обычно Персиваль произносил это с непередаваемой нежностью, за которую потом всегда становилось стыдно. Особенно когда готов был сорваться в пропасть и целовал, кусал родное плечо с бледной родинкой.
Джим...
Персиваль опускается на стул и ненавидит себя за то, что пытается сразу же отвлечься, подумать о другом. О том, что надо переодеться в костюм, очень официально и серьёзно выглядеть и налить себе бокал неважно чего, потому что за не-совсем-круглым столом появится только голограмма, там почти не видны цвета. О том, что после минуты молчания в память о друге и коллеге Артур попросит предоставить кандидата. И Персиваль даже знает, кого он предоставит, но, чёрт побери, Джим...
Немного опоздаешь на нашу встречу? "Немного" - это насколько? Хотя бы примерно? Ровно на одну вечность? На одну жизнь, если верить в теорию реинкарнации, которая, признаемся честно хотя бы самим себе, является полной чушью?
Чёртов ублюдок. Персиваль ненавидит Джима, а себя - ещё больше, потому что знает, что возмутился бы в любом случае. Попытался бы спихнуть вину на покойника. Особенно если бы тот "ушёл по-английски".
- Наверное, это к лучшему, да, Джим? - Персиваль закрывает лицо руками и вспоминает, как тот смеялся: - У тебя одна-единственная слабость, Перси, и о ней никто не узнает, потому что ты слишком сдержан на людях. И у тебя вечно недовольное лицо.
Во всяком случае, теперь у него вроде как нет слабостей. Ну, кроме собак, но выданную Кингсман он уже убил, а других после этого не заводил и к чужим питомцам проявлял лишь очень сдержанный интерес.
- Мог бы умереть хотя бы после встречи. Или после меня...
Персиваль закатывает до ужаса сухие глаза, в которых плещется только боль, обещающая остаться там на долгие годы, сбрасывает на пол заодно и тарелку с тостами и отправляется в спальню, чтобы поменять одежду и закрыться в кабинете, подключаясь к общей конференции.
Ланселот умер. Да здравствует Ланселот!
А Джима он помянет отдельно.
Название: Текила, анархия и празднования
Автор: [J]Verlorenes Kind[/J]
Направленность: слэш
Фандом: Kingsman: The Secret Service (2015)
Персонажи: Гарри, Мерлин
Рейтинг: R
Жанр: AU
Размер: ~1100 слов
Предупреждения: возможен OOC. Авторский headcanon. Намёк на сцену сексуального характера и пара ругательств. Герои в возрасте двадцати с чем-то лет, одно из ранних заданий, притирки, странный юмор и кинки.
От автора: С тех пор, как Гарри сказал, что шутка про celebate-celebrate - одна из его любимых, меня унесло. Гарри, Мерлин - это вам :3
Я не помню шутку целиком, но там было про то, что в древних текстах было написано celebrate (англ. - праздновать), а не celebate (англ. - воздерживаться). "Поселебрэйтим" - наглое издевательство над английским языком, celebrate + немного добавок на русском. Короче говоря, "попразднуем".
"Так, может, того-этого? Поселебрэйтим, в смысле?"- Ты похож на монаха-отшельника, Мерлин, - наполовину ворча, наполовину смеясь, произносит Гарри. - Вечно молчишь и бормочешь только свои формулы под нос, как молитвы святым интегралам. Почти ни с кем не разговариваешь, общаешься кивками и...
- Прости, пожалуйста, что перебиваю, - крайне вежливо вклинивается в обещающее быть очень долгим перечисление напарник. - Но я не понял, с чем конкретно связаны твои травмы детства: с монахами или интегралами. Или и с тем, и с другим. Не то чтобы мне было интересно, впрочем...
- ...и лысина у тебя уже наклёвывается, - мстительно заканчивает Гарри и закатывает глаза.
Самого Мерлина тоже неплохо бы просканировать на предмет травм детства. Нормальные люди не зарываются в книги и не помнят наизусть все компьютерные вирусы, когда-либо созданные за всю историю развития техники.
Хотя о чём это он. Они все - состоявшиеся агенты, новички и даже будущие кандидаты - в основном, аристократы. Почти каждому сыну из такой семьи приписывают проблемы с родителями, вытекающие либо в бунтарство, либо в эмоциональную холодность. Небольшой, в общем-то, выбор, куда развиваться и как расти. Дерево не может распускать листья и цветы под землёй, а корнями стремиться к небу. Это не законы логики и физики, это вещи, которые не проговариваются вслух, но ты всё равно о них знаешь.
Кстати, стереотипы не всегда врут, и Гарри действительно не любит своего отца. Мать он не замечает почти так же, как и она его. Хотя теперь в его обязанности входит только приезжать на праздники. И то не на все.
- Мерлин, давай затусим, - Гарри ужасно скучно, и он разваливается на кровати. Они где-то на Востоке, или на Западе, или где-то ещё, где, к тому же, ужасно жарко, и правила приличия не позволяют сдёргивать с себя рубашку и размахивать ею, скача на механическом быке.
Ах, извините, не тот эпизод из жизни. Потрясающе бурная молодость. Золотые деньки. В большей степени потому, что пиво было золотистого цвета и с пенкой, которая оседала над верхней губой, давая ешё один повод для задорного пьяного смеха.
- Пока ты тут пытаешься картинно умереть у меня на глазах, я пробую вычислить нашу цель, - даже не глядя на него, лишь качает головой Мерлин. Глаза его при этом как будто совсем не двигаются, зафиксировавшись на точке на мониторе. Гарри хочется выбросить эту штуку в окно, прямо в пески, ведь, судя по температуре, снаружи чёртова пустыня. А в номере не спасает даже кондиционер. Ему кажется, если он наберёт ванну с самой холодной водой, что здесь есть, и отвлечётся на то, чтобы снять одежду, шагнёт он уже в раскалённую лаву.
- Он выберется. Рано или поздно, поздно или рано, - отмахивается он, заодно пытаясь немного поколебать воздух, но, кажется, делает только хуже. Руку прожигают сотни раскалённых игл, и он поскорее опускает её обратно, стараясь меньше шевелиться. Но дышать-то приходится.
- Нам не надо "поздно". Так же, как и "рано", - чётко выделяет и передразнивает его слова Мерлин. - Нам надо, чтобы в самый раз. Не ты ли хочешь поскорее отсюда убраться?
- Удар ниже пояса, - возмущённо замечает Гарри. Достаточно возмущённо, чтобы резко подняться с кровати и даже расстегнуть одну пуговицу сверху у треклятой официальной рубашки. Броня рыцаря, да? Да имел он всё это в зад. Желательно красивый и круглый. Сминая ягодицы и называя партнёра шлюшкой на испанском. Ласково, но с тихим рыком.
- Я опять что-то не понимаю, - Мерлин хмурится и совсем не вписывается в атмосферу бара. - Ты хотел, чтобы мы затусили: пожалуйста, мы здесь. Что мешает тебе тусить? Склей скучающую цыпочку вот там...
Из уст Мерлина слово "цыпочка" звучит с невероятной смесью пренебрежения и равнодушия. Как нечто чужеродное. Неинтересное.
- ...или заведи знакомство вон с тем амбалом. Пусти очень тонкую шпильку, он тебя не поймёт, посчитает это за оскорбление и устроит грандиозную драку.
- Ты очень злой человек, Мерлин, ты в курсе? - риторически интересуется Гарри и с улыбкой до ушей заказывает ещё одну текилу. Он обгорел в первый же день, как сошёл с лестницы самолёта в аэропорту, и теперь его зубы белее жемчугов со дна океанов, где разлагаются потонувшие корабли.
- Я вообще не человек, - откликается тот, и первые несколько секунд Гарри думает, что это тоже такая тонкая шпилька, но потом напарник добавляет: - Во всяком случае, так считало большинство окружавших меня людей в определённый период жизни. Некоторые не стеснялись говорить об этом вслух и в лицо.
Разговор как-то не идёт, и Гарри опрокидывает в себя текилу. Они - сформировавшиеся личности. К чему сейчас попытки утешить?
Дальше третьей стопки Мерлин ему уйти не позволяет, ворчит:
- Не хочу, чтобы ты перестрелял не тех, если начнётся заварушка.
Самое замечательное, что заварушка действительно начинается, совершенно неожиданно, и они хватаются за пистолеты, меняя обоймы чаще, чем моргая.
- Мерлин, родной, не прикроете меня справа? - по пьяни Гарри добродушный, почти мурлычет и переходит на "вы".
- Только если вы прикроете меня слева, Галахад, душечка, - обливает его сарказмом в ответ Мерлин.
У Гарри дырявый пиджак и рана на щеке, а в глазах - весь Млечный путь и вместо острого месяца - долька лайма.
- А это, - он хватает не законченную кем-то бутылку виски и швыряет в зеркало рядом со старомодным музыкальным автоматом, - во славу анархии!
- Вы пьяны, Галахад, - у Мерлина лицо человека восьмидесяти пяти лет, которого задрало таскаться по тусовкам и смотреть на то, как все сходят с ума.
- Ваша проницательность, Мерлин, меня заводит, - Гарри дышит на него текилой. - Вы прямо как Шерлок Холмс, только в очках и почти лысый.
Мерлин закатывает глаза.
Хмель почти выветривается к тому моменту, когда они добираются до номера, но Гарри всё равно немного весело, и он почти не чувствует боли, когда Мерлин, сидящий слишком близко и смотрящий чересчур внимательно, водит ватной палочкой по ране на щеке.
- Мерлин, а ты знаешь, что существует версия...
- Только не пьяные анекдоты, пожалуйста... - у напарника лицо человека, которого полтора часа били орфографическим словарём и велели запоминать, что на самом деле йогурт пишется через "ё". Страшнее пытки в жизни не представишь.
- Я к тому, - не сдаётся Гарри, - что, возможно, в древних текстах писали celebrate, а не celebate. У вас в монашеских училищах о таком не говорили?
- У нас это считалось за богохульство, но я однажды прочитал об этом под одеялом, светя фонариком и молясь Всевышнему, что меня не спалят, - видимо, устав отнекиваться, подыгрывает ему Мерлин.
- Так, может, того-этого? Поселебрэйтим, в смысле?
Впоследствии Гарри узнаёт, что Мерлин очень даже любит ранения (об этом не сложно догадаться, когда чужой влажный язык ведёт по толком не зажившей ране, а зрачки его - бездна безумия похлеще, чем у самого Гарри) и очень даже здорово матерится. "Если ты, блядь, не войдёшь в меня прямо сейчас, я прострелю тебе коленные чашечки" здоровски умиляет и возбуждает одновременно. И что-то Гарри подсказывает, что он узнает ещё множество противоречий, которыми полон Мерлин.
Автор: [J]Verlorenes Kind[/J]
Направленность: слэш
Фандом: Kingsman: The Secret Service (2015)
Персонажи: Персиваль, Ланселот (Джеймс, Джим), немного Гарри и Артура
Рейтинг: PG
Жанр: angst, deathfic, AU (как относительно времени и событий в фильме, так и в принципе)
Размер: ~1000 слов
Предупреждения: возможен OOC. Смерть персонажа! Авторский headcanon. Намёк на сцену сексуального характера и пара ругательств.
Описание: Персивалю снится сон. И сон ему очень не нравится, но реальность, в которой он проснётся, понравится ему ещё меньше.
Арты: раз, два, три, четыре.
Стандартный вопрос, а хотите ли вы этого, всё ещё в силеПерсивалю довольно редко снятся сны. Он считает это за благо. На кой чёрт ему лица всех, кого он когда-то убил? Запланированно, как того предусматривала операция, или потому, что так сложились обстоятельства - в сущности, неважно. И не то чтобы он чувствует особо сильную вину. Это его работа. Но приятного в кошмарах всё равно мало.
Изредка ему снится прошлое. Какие-то отрывки из скучных семейных ужинов, когда мать рассказывает о прошедшем приёме, а отец рассуждает о политике и велит ему подхватывать и запоминать. Родители никогда не умели слушать друг друга, это единственное, что Персиваль запомнил из жизни в поместье, где было больше комнат, чем людей. Чем ощущения, что там есть жизнь, уют и спокойствие. Даже от стен, казалось, веяло холодом аристократской отчуждённости. Позолоченная лепнина навевала тоску и гадала своими узорами: жить тебе, мальчик, в этой тоске и холоде очень долго. Дольше, чем простираются все твои понятия и представления о времени.
...даже лепнина стремилась научить его жизни, медленно погружаясь в болото уныния.
Но сегодняшние видения отличаются от всего, что когда-либо посещало его в ночи. День проходит тихо и непримечательно. Чай, газета, медитирование у камина. Не выбираются за пределы своих домов даже соседи, с которыми приходится здороваться из вежливости.
Персиваль любит такие дни. Он ценит их после долгих лет службы на работе, где нельзя расслабиться. Где вдохи делаются только на определённый счёт, а на каждую использованную пулю пишется отдельный рапорт.
Засыпая, Персиваль думает о том, что через неделю у него запланирована важная встреча, и, боже, сохрани королеву, потому что, если его спутник не явится, беда грозит всей Британии без исключения.
Во сне Персиваль обнаруживает себя бегущим вслед за Ланселотом. Даже во сне он задумывается о том, как это нелепо, но всё равно бежит, прилагает усилия и вытягивает руку вперёд, стараясь достать, схватить хотя бы за ткань пиджака на спине. И содрать желательно, что за ужасный цвет, в самом деле...
Ланселот останавливается сам и вздыхает. В пространстве сна этот звук почему-то кажется очень громким и безнадёжным. Не как будто он устал идти вперёд, а как будто случилось что-то плохое.
Персиваль не привык полагаться на ощущения и поэтому только издаёт презрительный звук, отгоняя собственные мысли прочь.
- Ланселот, какого чёрта? - он одёргивает пиджак и поправляет галстук, даже сейчас пытаясь выглядеть представительно. После того, как бежал, запыхавшись. Зачем он вообще за ним погнался?
- Перси... - Джеймс оборачивается, кладёт руки на его плечи, спускается ими по груди. Теребит пуговицу, словно нервничает. Поднимает взгляд и улыбается: - Прости меня, Перси, я немного опоздаю на нашу встречу...
Улыбка его становится слегка печальной, и он начинает медленно таять в воздухе. Как чёртов призрак, в которых Персиваль не верит.
- Я не как Галахад, я хотя бы предупредил, - Ланселот смеётся, словно очень удачно пошутил, хотя тема Галахадовских опозданий стара лишь в чуть меньшей степени, чем сам Кингсман.
Персиваль просыпается неожиданно поздно, на часах четыре дня, и голова как будто раскалывается. Видение обрывается так резко, что на секунду он не понимает, как оказался в собственной спальне, в совсем не джентльменской пижаме, а солнце светило уже вовсю.
На душе остаётся какой-то неприятный осадок, и общая несобранность немного выбивает из колеи. Персиваль хмурится, надевает очки и отправляется вниз, на первый этаж, где располагается его уютная маленькая кухня, содержащаяся в полном порядке.
Он заваривает себе чай и делает тосты. И, не успев поставить кружку, замирая на полпути к столу, получает вызов.
- Да, сэр? - он невольно старается выпрямить спину ещё больше, когда понимает, что это звонок от Артура. Тот нечасто выходит на связь, а значит, случилось что-то очень серьёзное.
- Персиваль, прискорбно сообщать, - хотя по голосу Артура этого совсем не скажешь, - но Ланселот погиб на задании. Созывается срочное собрание. В кратчайшее время подключитесь к общей конференции.
- Да, сэр, - отвечает Персиваль и только потом позволяет себе выпустить кружку из ослабевших пальцев. Грохот, раздавшийся в кухне, кажется слишком громким, горячая жидкость радостно и щедро выплёскивается прямо на тапочки с эмблемой организации, а осколки весело скачут по полу. Но всё это совсем не ощущается. Не отмечается сознанием.
Персиваль почему-то очень отчётливо вспоминает дурацкий сон с полупризраком-Ланселотом, и мозг прошивает осознанием, что Джим попрощался с ним. Так он звал его, когда они были наедине: "Джим". Тот смеялся и говорил, что эта форма имени ему очень подходит. Она лёгкая и простая, быстрая, весёлая. Как и он сам. Обычно Персиваль произносил это с непередаваемой нежностью, за которую потом всегда становилось стыдно. Особенно когда готов был сорваться в пропасть и целовал, кусал родное плечо с бледной родинкой.
Джим...
Персиваль опускается на стул и ненавидит себя за то, что пытается сразу же отвлечься, подумать о другом. О том, что надо переодеться в костюм, очень официально и серьёзно выглядеть и налить себе бокал неважно чего, потому что за не-совсем-круглым столом появится только голограмма, там почти не видны цвета. О том, что после минуты молчания в память о друге и коллеге Артур попросит предоставить кандидата. И Персиваль даже знает, кого он предоставит, но, чёрт побери, Джим...
Немного опоздаешь на нашу встречу? "Немного" - это насколько? Хотя бы примерно? Ровно на одну вечность? На одну жизнь, если верить в теорию реинкарнации, которая, признаемся честно хотя бы самим себе, является полной чушью?
Чёртов ублюдок. Персиваль ненавидит Джима, а себя - ещё больше, потому что знает, что возмутился бы в любом случае. Попытался бы спихнуть вину на покойника. Особенно если бы тот "ушёл по-английски".
- Наверное, это к лучшему, да, Джим? - Персиваль закрывает лицо руками и вспоминает, как тот смеялся: - У тебя одна-единственная слабость, Перси, и о ней никто не узнает, потому что ты слишком сдержан на людях. И у тебя вечно недовольное лицо.
Во всяком случае, теперь у него вроде как нет слабостей. Ну, кроме собак, но выданную Кингсман он уже убил, а других после этого не заводил и к чужим питомцам проявлял лишь очень сдержанный интерес.
- Мог бы умереть хотя бы после встречи. Или после меня...
Персиваль закатывает до ужаса сухие глаза, в которых плещется только боль, обещающая остаться там на долгие годы, сбрасывает на пол заодно и тарелку с тостами и отправляется в спальню, чтобы поменять одежду и закрыться в кабинете, подключаясь к общей конференции.
Ланселот умер. Да здравствует Ланселот!
А Джима он помянет отдельно.
Название: Текила, анархия и празднования
Автор: [J]Verlorenes Kind[/J]
Направленность: слэш
Фандом: Kingsman: The Secret Service (2015)
Персонажи: Гарри, Мерлин
Рейтинг: R
Жанр: AU
Размер: ~1100 слов
Предупреждения: возможен OOC. Авторский headcanon. Намёк на сцену сексуального характера и пара ругательств. Герои в возрасте двадцати с чем-то лет, одно из ранних заданий, притирки, странный юмор и кинки.
От автора: С тех пор, как Гарри сказал, что шутка про celebate-celebrate - одна из его любимых, меня унесло. Гарри, Мерлин - это вам :3
Я не помню шутку целиком, но там было про то, что в древних текстах было написано celebrate (англ. - праздновать), а не celebate (англ. - воздерживаться). "Поселебрэйтим" - наглое издевательство над английским языком, celebrate + немного добавок на русском. Короче говоря, "попразднуем".
"Так, может, того-этого? Поселебрэйтим, в смысле?"- Ты похож на монаха-отшельника, Мерлин, - наполовину ворча, наполовину смеясь, произносит Гарри. - Вечно молчишь и бормочешь только свои формулы под нос, как молитвы святым интегралам. Почти ни с кем не разговариваешь, общаешься кивками и...
- Прости, пожалуйста, что перебиваю, - крайне вежливо вклинивается в обещающее быть очень долгим перечисление напарник. - Но я не понял, с чем конкретно связаны твои травмы детства: с монахами или интегралами. Или и с тем, и с другим. Не то чтобы мне было интересно, впрочем...
- ...и лысина у тебя уже наклёвывается, - мстительно заканчивает Гарри и закатывает глаза.
Самого Мерлина тоже неплохо бы просканировать на предмет травм детства. Нормальные люди не зарываются в книги и не помнят наизусть все компьютерные вирусы, когда-либо созданные за всю историю развития техники.
Хотя о чём это он. Они все - состоявшиеся агенты, новички и даже будущие кандидаты - в основном, аристократы. Почти каждому сыну из такой семьи приписывают проблемы с родителями, вытекающие либо в бунтарство, либо в эмоциональную холодность. Небольшой, в общем-то, выбор, куда развиваться и как расти. Дерево не может распускать листья и цветы под землёй, а корнями стремиться к небу. Это не законы логики и физики, это вещи, которые не проговариваются вслух, но ты всё равно о них знаешь.
Кстати, стереотипы не всегда врут, и Гарри действительно не любит своего отца. Мать он не замечает почти так же, как и она его. Хотя теперь в его обязанности входит только приезжать на праздники. И то не на все.
- Мерлин, давай затусим, - Гарри ужасно скучно, и он разваливается на кровати. Они где-то на Востоке, или на Западе, или где-то ещё, где, к тому же, ужасно жарко, и правила приличия не позволяют сдёргивать с себя рубашку и размахивать ею, скача на механическом быке.
Ах, извините, не тот эпизод из жизни. Потрясающе бурная молодость. Золотые деньки. В большей степени потому, что пиво было золотистого цвета и с пенкой, которая оседала над верхней губой, давая ешё один повод для задорного пьяного смеха.
- Пока ты тут пытаешься картинно умереть у меня на глазах, я пробую вычислить нашу цель, - даже не глядя на него, лишь качает головой Мерлин. Глаза его при этом как будто совсем не двигаются, зафиксировавшись на точке на мониторе. Гарри хочется выбросить эту штуку в окно, прямо в пески, ведь, судя по температуре, снаружи чёртова пустыня. А в номере не спасает даже кондиционер. Ему кажется, если он наберёт ванну с самой холодной водой, что здесь есть, и отвлечётся на то, чтобы снять одежду, шагнёт он уже в раскалённую лаву.
- Он выберется. Рано или поздно, поздно или рано, - отмахивается он, заодно пытаясь немного поколебать воздух, но, кажется, делает только хуже. Руку прожигают сотни раскалённых игл, и он поскорее опускает её обратно, стараясь меньше шевелиться. Но дышать-то приходится.
- Нам не надо "поздно". Так же, как и "рано", - чётко выделяет и передразнивает его слова Мерлин. - Нам надо, чтобы в самый раз. Не ты ли хочешь поскорее отсюда убраться?
- Удар ниже пояса, - возмущённо замечает Гарри. Достаточно возмущённо, чтобы резко подняться с кровати и даже расстегнуть одну пуговицу сверху у треклятой официальной рубашки. Броня рыцаря, да? Да имел он всё это в зад. Желательно красивый и круглый. Сминая ягодицы и называя партнёра шлюшкой на испанском. Ласково, но с тихим рыком.
- Я опять что-то не понимаю, - Мерлин хмурится и совсем не вписывается в атмосферу бара. - Ты хотел, чтобы мы затусили: пожалуйста, мы здесь. Что мешает тебе тусить? Склей скучающую цыпочку вот там...
Из уст Мерлина слово "цыпочка" звучит с невероятной смесью пренебрежения и равнодушия. Как нечто чужеродное. Неинтересное.
- ...или заведи знакомство вон с тем амбалом. Пусти очень тонкую шпильку, он тебя не поймёт, посчитает это за оскорбление и устроит грандиозную драку.
- Ты очень злой человек, Мерлин, ты в курсе? - риторически интересуется Гарри и с улыбкой до ушей заказывает ещё одну текилу. Он обгорел в первый же день, как сошёл с лестницы самолёта в аэропорту, и теперь его зубы белее жемчугов со дна океанов, где разлагаются потонувшие корабли.
- Я вообще не человек, - откликается тот, и первые несколько секунд Гарри думает, что это тоже такая тонкая шпилька, но потом напарник добавляет: - Во всяком случае, так считало большинство окружавших меня людей в определённый период жизни. Некоторые не стеснялись говорить об этом вслух и в лицо.
Разговор как-то не идёт, и Гарри опрокидывает в себя текилу. Они - сформировавшиеся личности. К чему сейчас попытки утешить?
Дальше третьей стопки Мерлин ему уйти не позволяет, ворчит:
- Не хочу, чтобы ты перестрелял не тех, если начнётся заварушка.
Самое замечательное, что заварушка действительно начинается, совершенно неожиданно, и они хватаются за пистолеты, меняя обоймы чаще, чем моргая.
- Мерлин, родной, не прикроете меня справа? - по пьяни Гарри добродушный, почти мурлычет и переходит на "вы".
- Только если вы прикроете меня слева, Галахад, душечка, - обливает его сарказмом в ответ Мерлин.
У Гарри дырявый пиджак и рана на щеке, а в глазах - весь Млечный путь и вместо острого месяца - долька лайма.
- А это, - он хватает не законченную кем-то бутылку виски и швыряет в зеркало рядом со старомодным музыкальным автоматом, - во славу анархии!
- Вы пьяны, Галахад, - у Мерлина лицо человека восьмидесяти пяти лет, которого задрало таскаться по тусовкам и смотреть на то, как все сходят с ума.
- Ваша проницательность, Мерлин, меня заводит, - Гарри дышит на него текилой. - Вы прямо как Шерлок Холмс, только в очках и почти лысый.
Мерлин закатывает глаза.
Хмель почти выветривается к тому моменту, когда они добираются до номера, но Гарри всё равно немного весело, и он почти не чувствует боли, когда Мерлин, сидящий слишком близко и смотрящий чересчур внимательно, водит ватной палочкой по ране на щеке.
- Мерлин, а ты знаешь, что существует версия...
- Только не пьяные анекдоты, пожалуйста... - у напарника лицо человека, которого полтора часа били орфографическим словарём и велели запоминать, что на самом деле йогурт пишется через "ё". Страшнее пытки в жизни не представишь.
- Я к тому, - не сдаётся Гарри, - что, возможно, в древних текстах писали celebrate, а не celebate. У вас в монашеских училищах о таком не говорили?
- У нас это считалось за богохульство, но я однажды прочитал об этом под одеялом, светя фонариком и молясь Всевышнему, что меня не спалят, - видимо, устав отнекиваться, подыгрывает ему Мерлин.
- Так, может, того-этого? Поселебрэйтим, в смысле?
Впоследствии Гарри узнаёт, что Мерлин очень даже любит ранения (об этом не сложно догадаться, когда чужой влажный язык ведёт по толком не зажившей ране, а зрачки его - бездна безумия похлеще, чем у самого Гарри) и очень даже здорово матерится. "Если ты, блядь, не войдёшь в меня прямо сейчас, я прострелю тебе коленные чашечки" здоровски умиляет и возбуждает одновременно. И что-то Гарри подсказывает, что он узнает ещё множество противоречий, которыми полон Мерлин.
-
-
02.05.2015 в 01:58Чертовски грустно, но все равно прекрасно и трогательно!
-
-
02.05.2015 в 02:10Аватарка очень в тему пришлась ^^
-
-
02.05.2015 в 02:19-
-
02.05.2015 в 02:34-
-
02.05.2015 в 02:35-
-
02.05.2015 в 08:53на самом деле, обалденно написано, но грусть просто душу разъедает =(
втемный стрип
-
-
02.05.2015 в 12:32Уррр~
ПИЧАЛЬ! Я люблю печаль <3 Спасибо~