Мои двери всегда для вас открыты. Выходите ©
26.12.19XX
Под толщей воды мир замирает, медленно отдаляясь. Стена жидкости отгораживает его от меня. Или меня от него.
Наверное, то же самое сработало бы и с алкоголем.
Я закрываю глаза, потому что от них всё равно мало пользы, и скручиваюсь в позе эмбриона. На этот раз Дом не балуется со светом, но я не спешу считать это хорошим знаком. Здесь никогда нельзя судить однозначно.
В мире есть не только чёрное и белое, мой маленький.
Голос мамы звучит над водой, в том пространстве и времени, где я уже не существую.
Немного соли в грязном озере посреди тьмы и безумия.
Я облил себе руку кипятком. Кожу не разъело, но теперь я щеголяю красными пятнами на коже.
Я забываю про чай, сажусь за стол и пытаюсь понять. Красные пятна: скрывают ли они то, чем я являюсь, или же открывают мою истинную натуру?
А пару недель назад я обнаружил у себя на рёбрах шрамы. Простые полосы, сделанные острым ножом. Не очень глубокие. Казалось, будто им уже пара месяцев.
Ещё одни на щиколотках, около косточек, буквой "X". На мне и моей жизни кто-то поставил крест? Или, наоборот, избрал для выполнения великой миссии?
Я до сих пор не понимаю, что со мной происходит, а Дом шепчет и кривляется. Прошлой ночью кто-то оторвал и унёс птичье пёрышко, которое я привязал к изголовью кровати. Зачем оно им? Почему они лишили меня его?
А вечером возвращается Трещина. Он приходит сам, бодает головой дверцу внизу парадного входа и смотрит на меня укоризненно. Я роняю кружку и бегу к нему, обхватываю за шею. Он так оброс. Пришёл из внешнего мира, пришёл специально ради меня. Я знаю, что он не очередная копия Дома, потому что он пришёл оттуда. Из измерения, куда я не выбирался уже давно. Перестав обращать внимание на звонки и подсунутые под дверь листовки.
У меня совершенно нет кошачьей еды.
Но мне кажется, что на этот раз он простит.
В эту ночь я впервые сплю спокойно.
Под толщей воды мир замирает, медленно отдаляясь. Стена жидкости отгораживает его от меня. Или меня от него.
Наверное, то же самое сработало бы и с алкоголем.
Я закрываю глаза, потому что от них всё равно мало пользы, и скручиваюсь в позе эмбриона. На этот раз Дом не балуется со светом, но я не спешу считать это хорошим знаком. Здесь никогда нельзя судить однозначно.
В мире есть не только чёрное и белое, мой маленький.
Голос мамы звучит над водой, в том пространстве и времени, где я уже не существую.
Немного соли в грязном озере посреди тьмы и безумия.
Я облил себе руку кипятком. Кожу не разъело, но теперь я щеголяю красными пятнами на коже.
Я забываю про чай, сажусь за стол и пытаюсь понять. Красные пятна: скрывают ли они то, чем я являюсь, или же открывают мою истинную натуру?
А пару недель назад я обнаружил у себя на рёбрах шрамы. Простые полосы, сделанные острым ножом. Не очень глубокие. Казалось, будто им уже пара месяцев.
Ещё одни на щиколотках, около косточек, буквой "X". На мне и моей жизни кто-то поставил крест? Или, наоборот, избрал для выполнения великой миссии?
Я до сих пор не понимаю, что со мной происходит, а Дом шепчет и кривляется. Прошлой ночью кто-то оторвал и унёс птичье пёрышко, которое я привязал к изголовью кровати. Зачем оно им? Почему они лишили меня его?
А вечером возвращается Трещина. Он приходит сам, бодает головой дверцу внизу парадного входа и смотрит на меня укоризненно. Я роняю кружку и бегу к нему, обхватываю за шею. Он так оброс. Пришёл из внешнего мира, пришёл специально ради меня. Я знаю, что он не очередная копия Дома, потому что он пришёл оттуда. Из измерения, куда я не выбирался уже давно. Перестав обращать внимание на звонки и подсунутые под дверь листовки.
У меня совершенно нет кошачьей еды.
Но мне кажется, что на этот раз он простит.
В эту ночь я впервые сплю спокойно.